Короли Вероны
Шрифт:
Многие молодые люди пропустили церемонию посвящения, а заодно и благословение, чтобы успеть привести из конюшен своих коней. Жеребцы и кобылы взбивали копытами песок посреди Арены – Арены, с которой все начиналось и на которой все должно было закончиться. На трибунах и стар и млад, затаив дыхание, ждали начала скачек.
Кангранде наблюдал за приготовлениями с балкона. Глаза его горели от зависти к участникам – он с тринадцати лет, пока не заболел его брат, выигрывал все состязания. Единственным утешением Кангранде служила мысль, что условия скачек зависят теперь от него. Маршрут год от года менялся. С самого утра слуги развешивали на улицах флаги. Всадники, скачущие первыми, должны были быть особенно внимательными – иначе им грозила смерть под копытами коней.
Пьетро вскарабкался на гнедого и принялся шептать клички в надежде, что конь отреагирует на какую-нибудь из них:
– Зевс? Аполлон? Фридрих? Пиппин?
Гнедой и ухом не вел.
В толпе мелькали знакомые лица. Был там Нико да Лоццо, пытавшийся завести разговор со старшим братом Антонио, надменным и мрачным.
«Бог в помощь», – подумал Пьетро.
Наследник славного рода Капеселатро даже не поздравил брата с посвящением в рыцари. Пьетро перестал стыдиться, что запамятовал его имя.
В середину толпы вклинился темноволосый всадник в белоснежном фарсетто и ярко-красных кольцони – белый и красный считались цветами Падуи. Под фарсетто на молодом человеке была туника, такая же яркая, как кольцони. Единственной защитой от холода всаднику служил черный шерстяной шарф, концы которого он заправил за воротник фарсетто. Толпа уважительно выдохнула и раздалась, уступая падуанцу дорогу.
Однако еще большее впечатление, чем наряд падуанца, произвел его скакун. Редко кто из рыцарей мог позволить себе держать более двух или трех лошадей, причем большая часть денег всегда шла на боевого коня, а уж другим – что останется. Падуанец же выехал на великолепном скакуне явно горячих южных кровей, арабской или турецкой. Скакун был сильный, поджарый, легконогий. На Арене приплясывали еще пять или шесть «арабов», но они ни в какое сравнение не шли с этим конем.
Великолепным падуанцем на не менее великолепном скакуне был не кто иной, как Марцилио да Каррара, точно проглотивший аршин. Попона на «арабе» ослепляла безупречной белизной, и в толпе закутанных в меха и табарро [47] всадников падуанец выделялся, как снег на вершине темной горы.
– Ишь, вырядился, сукин сын, – пробормотал Марьотто.
– Надеюсь, «араб» его сбросит, – прошипел Антонио.
Пьетро чувствовал на себе взгляд падуанца, и ему больших усилий стоило не реагировать на злобу, сочившуюся из падуанских зрачков.
47
Табарро (ит.) – короткий мужской зимний плащ.
– Цезарь? – Пьетро все пытался угадать кличку своего коня. – Август? Нерон?
Нет, все не то.
В скачках участвовало сорок восемь всадников. Туллио выстроил их перед восточной галереей в пять рядов: в первых четырех по десять человек, в пятом – восемь. Среди участников были юноши, надеявшиеся снискать себе славу уже в первом забеге, и зрелые мужчины – слава ускользала от них каждый год, но тем настойчивее они за ней гонялись, в душе согласившись уже и на смерть под копытами, раз нельзя иначе победить забвение. Воздух туманился от пара, выдыхаемого напряженными ртами. Пьетро радовался, что эта скачка, в отличие от ночного «голого» забега, предполагает нормальную зимнюю одежду.
– Брут? Кассий? Гадес? Плутон? Марс?
На морде гнедого не дрогнул ни один мускул.
Кангранде махнул Данте, приглашая поэта к себе на балкон. Женщины куда-то скрылись, только маленькие Мастино и Альберто жались к перилам. Пьетро упал духом – он хотел, чтобы Катерина увидела его во всем великолепии. Может быть, она бы ему помахала…
Данте что-то шепнул Кангранде, тот расхохотался, Баилардино же прямо застонал от смеха. К Данте повернулись синьор Монтекки и синьор Капеселатро, также желая услышать шутку. Данте повторил. Капеселатро, видно, обиделся, но быстро взял себя в руки и усмехнулся. Монтекки выжал кислую улыбку и крепко задумался. Баилардино все еще держался за бока. Данте удовлетворенно вздохнул.
«Боже, что он там еще выдумал?»
Кангранде, сияя знаменитой улыбкой, поднялся и распростер руки, словно для объятия.
– Всадники! В этот святой день вы участвуете в скачках не для того, чтобы получить деньги или потешить тщеславие, а для того, чтобы покрыть свой родной город неувядаемой славой! Для победы вам понадобятся не только кони, но и в равной степени головы. Помните: ваши соперники – это ваши соотечественники, ваши друзья. Не путайте соревнования с войной.
При последних словах участники скачек со стажем недвусмысленно усмехнулись.
Шутка отца не шла у Пьетро из головы; в то же время он не терял надежды угадать кличку гнедого.
– Цицерон? Сократ? Птолемей? – Что-то он зациклился на римлянах и греках. Как будто и героев не было, кроме них. – Мерлин? Ланцелот? Галахад?
Сверху доносились заученные фразы Кангранде.
– Выезжайте через западные ворота Арены и поворачивайте направо! Далее езжайте по малиновым флажкам!
Малиновые флажки! Сегодня в городе столько флагов, что в этой пестроте нелегко выделить именно малиновые.
– Езжайте по малиновым флажкам и в конце концов снова вернетесь на Арену.
Ряды всадников всколыхнулись, однако Скалигер предупреждающе поднял руку.
– В этом году на пути к победе вас поджидает подвох. Я решил удлинить маршрут как для бегунов, так и для всадников. Но бегунам не досталось подвоха. Для вас же я приготовил удвоенный маршрут, то есть восемь миль вместо четырех. В последние годы побеждал тот, у кого самый быстрый конь. Сегодня все будет иначе: быстрота коня больше не является гарантией победы. Вам придется сдерживать скакунов, чтобы им хватило сил для второй части забега. – В синих глазах Кангранде мелькнула искра. – Также я приготовил для вас пару-тройку сюрпризов. Вот почему пришлось удвоить маршрут – чтобы вы получили от них двойное удовольствие!
По рядам пронесся ропот – всадники спешно меняли стратегию. Тут Пьетро оказался впереди – у него не было никакой стратегии, он просто собирался пустить коня вскачь и посмотреть, что из этого выйдет. В некотором отношении удвоенный маршрут являлся для Пьетро преимуществом – во втором круге можно будет избежать ошибок, сделанных в круге первом.
– Орион? Ганимед? Буцефал? – В голову навязчиво, но безрезультатно лезла античность. – Надеюсь, тебя зовут не Фаэтон?
Скалигер жестом указал на Д’Изолу. Сорок восемь всадников развернулись спинами к балкону и приготовились скакать к западным воротам. Мари и Антонио оказались в середине второго ряда. Опасное положение, подумал Пьетро. Если они не успеют одними из первых выскочить за ворота, их просто затопчут.