Короли Вероны
Шрифт:
Пробираясь по залитым кровью булыжникам, Антонио заметил своего брата. Луиджи простирал руки из толпы и звал Антонио. Тот только плечами пожал. Разница в возрасте у братьев была всего три года, однако они никогда не ладили. Возможно, из-за амбиций младшего. По всем правилам Антонио должен был изучать Закон Божий или право, подобно Пьетро, который провел отрочество за книгами. Антонио же вел себя как наследник – скакал на коне, учился владеть оружием и проявлял большой интерес к семейному бизнесу – как легальному, так и не очень. В итоге он стал любимцем отца. Они радостно обменивались непристойностями и вместе пили, к вящему неудовольствию доктора старого
Луиджи все это прекрасно понимал и ненавидел младшего брата.
– Антонио! Скачи сюда! – звал он теперь.
Старший брат не производил впечатления раненого, поэтому Антонио просьбу проигнорировал. Он въехал на дальнюю улицу, ведущую к победе. По прихоти толпы он оказался первым, следом скакал Марьотто. За ними мелькал еще один всадник, молодой, но не из тех, кого сегодня посвятили в рыцари. Четвертым был кавальери, устроивший падение бочонков. Последним, из-за давки на улице, ехал разъяренный Каррара.
Пятеро всадников прогрохотали по булыжникам. Виа Скальци, заворачивая на юго-запад, образовывала неправильный угол, а затем меняла направление на восточное. Всадники пока свободно скакали по довольно широкой улице. Теперь необычайная легкость «араба» проявилась особенно ярко. Марцилио обошел сначала немолодого кавальери, по всей видимости загнавшего свою лошадь. Понукать бедное животное было уже бесполезно. Для кавальери скачки закончились. Он придержал лошадь, давая возможность четверым побороться на подступах к Арене.
Арена была уже близка. Антонио и Марьотто скакали первыми, голова в голову, и на их лицах отражалась решимость не отдать победу в чужие руки. Кто-то из двоих должен был выиграть, вот только кто?
У Каррары имелись на эту тему свои соображения. Он оттер всадника, ехавшего за парой друзей. До пьяцца Бра оставалось не более двух кварталов. Впереди развевался флажок, обозначавший поворот на Арену.
Марьотто и Антонио едва дышали, лица их раскраснелись, глаза сияли. Еще минута – и первенство раз и навсегда будет установлено. Ни один из них не замечал Марцилио до тех пор, пока тот не вклинился между двумя лошадьми, как раз когда они выезжали на пьяцца Бра.
– Посторонитесь, сопляки! – крикнул Каррара.
Марьотто и Антонио одновременно натянули поводья, развернув лошадей так, что они преградили путь великолепному «арабу». Каррара сам подлез под удар Антонио и от этого удара покачнулся и толкнул Марьотто слева. Несколько секунд Каррара балансировал в седле, низко наклонившись вправо и выполняя какие-то странные действия. Лишь когда в руке падуанца сверкнул серебряный кинжал, Марьотто понял смысл этих действий; еще секундой раньше он начал сползать с крупа своего коня. Каррара подрезал подпругу.
– Антонио! – вскричал Марьотто, беспомощно взмахнув руками.
Антонио оглянулся, падуанец же тем временем вырвался вперед. Лошадь Марьотто, почувствовав, что вес сместился, завертелась на месте. Мари изо всех сил старался удержаться верхом, но неумолимо сползал.
Антонио протянул ему руку. Марьотто ухватился и прыгнул в седло к другу, успев крикнуть:
– Догоним мерзавца!
Но было поздно. Возня с седлом заняла не более четырех секунд, однако Каррара за это время успел безнадежно оторваться. Марьотто и Антонио
Кангранде выпустил из рук красную шелковую ленту. Каррара спешился и перекинул ленту через плечо, чтобы все видели. Затем он встал на колени и коротко поклонился. Снова подняв голову, Каррара встретил взгляд Кангранде. С уст его сорвалось одно только слово, вместившее и гордость за свой народ, и злобное удовлетворение отомщенной обиды:
– Patavinitas.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
В туннеле под Ареной слонялся внушительных размеров мужчина. Имя его было Массимилиано да Виллафранка, должность – барджелло. Внушительный барджелло не просто так блуждал среди бочонков, путаясь под ногами у слуг, – он выполнял поручение Кангранде. Едва начались скачки, Кангранде отозвал Виллафранка в сторону и велел разыскать прорицательницу и доставить ее в Трибунале для допроса. Массимилиано догадывался, какие именно вопросы зададут девушке, – уж очень необычно звучало пророчество, будто кто-то таким образом передал Кангранде секретные сведения. Массимилиано был простой служака, не искушенный в дворцовых интригах, и понятия не имел, который из врагов Кангранде это затеял и для чего. А узнать очень хотелось.
Уворачиваясь от спешащих посмотреть на скачки, задевая головой за факелы, укрепленные на стенах, доблестный барджелло набрел на занавеску, закрывавшую дверной проем. Барджелло заметил, что факелы потушили только что, посредством опущения в воду – они еще дымились. В воздухе висел приятный запах железа.
Запах и вкус тесно связаны. Барджелло быстро сообразил, что на самом деле пахнет железом.
– Эй! – позвал он на своем окситанском, сильно сдобренном немецким акцентом.
Ответа не последовало. Взяв погашенный факел, Виллафранка прошел вниз по коридору и добыл огня. Это заняло порядочно времени, но Виллафранка не торопился. Он вернулся с факелом к занавеске и увидел на полу лужу. Разлита была явно не вода – вода не столь густа, да и светлее.
Барджелло отдернул занавеску и уставился на прорицательницу. Девушка сидела в неглубокой нише, прислонившись к стене. Ее темные волосы, еще недавно такие блестящие, прилипли к телу, словно окровавленный плащ. Слава богу, лицо было скрыто под густыми прядями – по крайней мере, так в первый момент показалось барджелло. Приглядевшись, он увидел, что голову, сломав шейные позвонки, повернули задом наперед, и отныне прорицательница могла смотреть только в прошлое.
Кангранде же остался при своих вопросах.
На Арене было не принято устраивать кулачные бои. Тем не менее, несмотря на присутствие как старшего да Каррары, так и старших Монтекки и Капеселатро, не говоря уже о правителе Вероны, именно кулачный бой Марьотто и Антонио и решили начать. Они соскочили со взмыленного коня и ринулись к коленопреклоненному Марцилио, сжав кулаки.
Отличительной чертой Кангранде было знание меры. Конечно, потасовка могла обернуться забавой, однако в политическом отношении она, несомненно, свела бы на нет все его старания. Мир с Падуей и так казался почти эфемерным; Кангранде, правда, стремился его нарушить, но не таким же способом. Поэтому он, оттолкнувшись одной рукой, ловко спрыгнул с балкона. Кангранде опустился на ноги, даже не согнув их в коленях. Через секунду он выпрямился.