Короли Вероны
Шрифт:
Кангранде нахмурился.
– Если она исчезнет при загадочных обстоятельствах, вера в ее пророчество только возрастет. Завтра я назначу вознаграждение за выдачу убийцы.
– Разве вы знаете, кто это?
– Не знаю. – Скалигер жестом поманил Массимилиано. Кем бы ни был убийца, он очень умен. Подкупить прорицательницу – не шутка. Я бы и сам так поступил.
– Проклятый мавр вернулся.
– Ты пытаешься сменить тему или тебе кажется, что между этими событиями есть связь?
– Чего уж хуже – держать в доме жида! А теперь еще и мавр! Они оба проклятые язычники, колдуны…
– Не думаю, что когда-нибудь застукаю Мануила за питьем крови младенцев. Если такое случится, я отдам его тебе на растерзание. Забудь о язычниках. Особенно о мавре. Что-нибудь еще?
Виллафранка собрался уже уходить, но вопрос сам сорвался с его губ.
– А вы бы все равно ее убрали?
– Разумеется. Мне не нужны домыслы толпы.
– И вы не боитесь?
Кангранде зевнул.
– До умопомрачения. А теперь, с твоего позволения, я пойду. Меня ждут.
И Кангранде удалился. Шаги его были, как всегда, длинны, лицо, как всегда, равнодушно. Многих шокировало это равнодушие, но Виллафранка-то знал мальчика с рождения. Впрочем, слово «мальчик» к Скалигеру неприменимо, подумал Массимилиано. Пусть он все еще очень молод, но вот кем-кем, а мальчиком он никогда не был. Волком в овечьей шкуре, императором, который ждет своего часа, – да, был. Барджелло в этом не сомневался. Он надеялся только, что доживет до настоящей славы Скалигера.
– Послушай, Массимилиано!..
Барджелло обернулся. К нему в сопровождении двух грумов и камеристки, едва за ними поспевавшей, шла супруга Кангранде. Барджелло отвесил поклон.
– Массимилиано, я слышала, что прорицательницу убили. Это так?
Барджелло, поколебавшись, ответил утвердительно.
– Кто ее убил?
– Мы не знаем, мадонна Джованна. Ваш супруг считает, что ее использовали, чтобы передать ему важное сообщение.
– Кто использовал?
– Если бы я только знал, мадонна, я бы нашел убийцу. Возможно, он, убийца, из Падуи, а то и из Венеции – угроза может исходить и оттуда.
Джованна да Свевиа, нахмурившись, кивнула.
– Так узнай, Массимилиано.
На секунду барджелло вспомнил, что мадонна Джованна – родственница Фридриха II.
– Он в безопасности, госпожа.
– Явно ты не слушал прорицательницу, – бросила, уходя, Джованна.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Снегопад начался нешуточный, так что Пьетро с радостью вошел в пиршественную залу палаццо Скалигеров. Несмотря на то что миновала всего лишь неделя Великого поста, гости находились в самом прекрасном расположении духа. Они вели оживленные разговоры, на противоположном конце стола пели. Для женщин, по-видимому, накрыли отдельный стол. Пьетро был удивлен, но не разочарован, а совсем наоборот. Меньше всего ему хотелось сейчас попасться на глаза сестре Скалигера. Он недостаточно хорошо сжился с ролью всеобщего посмешища.
В зале отсутствовали флажки и гирлянды, какие Пьетро видел на свадьбе Чеччино, однако дюжина факелов, отражаясь в многочисленных зеркалах, распространяла столь торжественный свет, отбрасывала на отштукатуренные стены столь радостные розоватые блики, что и самый набожный епископ не стал бы возражать против такого украшения.
Каррара вошел в залу, словно к себе домой; за ним следовала тройка триумвиров. Кангранде из дальнего угла заметил юношей, встал и поднял кубок. Глядя на Кангранде, кубки за победителя и проигравшего подняли и остальные благородные синьоры. Выпили и за странную пару, занявшую второе место. Пьетро отделился от друзей и подошел к отцу и брату, которые сидели на небольшом возвышении напротив Скалигера. Меркурио тотчас вскочил и лизнул хозяина в лицо, так что римская монета на его ошейнике стукнула Пьетро по подбородку.
– Меркурио, малыш! Ты меня ждал!
– Он, похоже, не меньше моего рад, что вы снова на ногах, – послышался бодрый голос. Пьетро отстранил щенка от лица и увидел доктора Морсикато. – Выздоровление больного – лучшее подтверждение искусства врача. – Морсикато поздоровался с Данте и сказал Пьетро отыскать его попозже. – Хочу осмотреть вашу ногу, синьор Алагьери. А вы расскажете мне о Палио. – Раздвоенная борода доктора ощетинилась, как живая.
Палио интересовался не один Морсикато. Пьетро уселся рядом с отцом, Меркурио свернулся у ног хозяина.
Данте как раз дискутировал с епископом Франциском, но прервал дискуссию, чтобы представить своего сына. Пьетро выслушал поздравления с тем, что не пострадал во время Палио, и был оставлен лицом к лицу с молодым монахом, которого приметил утром на трибуне. Решив, что молчать невежливо, Пьетро разразился несколькими фразами относительно погоды. Монашек был польщен; скоро между юношами завязался оживленный разговор. Оказалось, что монашка зовут брат Лоренцо и что в свободное от служб время он работает у епископа в огороде.
Внезапно Данте сверкнул глазами на опешившего брата Лоренцо.
– Себартес!
Монашек побелел как полотно.
– Простите, синьор?
– Ваш акцент! – объяснил поэт. – Вы родом из Себартеса, не так ли?
– Моя… моя матушка родом из тех мест, синьор. А я никогда там не бывал. – Глаза у брата Лоренцо стали как у кролика, попавшего в ловушку. – Ваше священство, Скалигер ждет.
Епископ Франциск, улыбаясь от уха до уха, кивнул Данте и проследовал за братом Лоренцо.
– Любопытный субъект этот брат Лоренцо, – заметил Данте. – О таких говорят: «В тихом омуте черти водятся».
Пьетро пристально посмотрел на отца.
– А где находится Себартес?
– На юге Франции, ближе к Испании, примерно в двухстах милях от Авиньона.
Пьетро хихикнул.
– Может, брат Лоренцо испугался, что вы сделаете его Папой.
– Сынок, а ты мне не сказал, что участвуешь в скачках.
У Пьетро пересохло в горле.
– Я в последний момент решил, отец.
– Ну хорошо. Я рад, что ты не пострадал. – Поэт пригубил вино.
– Благодарю вас, отец. – У Пьетро пропало всякое желание говорить о скачках. – А как вы провели день?
Данте стал рассказывать, но тут подали первую перемену – фаршированные анчоусы и сардины, а также другую, неизвестную Пьетро рыбу. За еду принялись после длинной молитвы – Скалигер призвал всех просить Пресвятую Деву о спасении душ новопреставленных.
Джакомо да Каррара, сидевший на почетном месте рядом с Кангранде, тщательно пережевывал непонятную рыбу. Бросив взгляд на племянника, он обратился к Кангранде:
– Рыба великолепна. Что это за рецепт?
Кангранде взмахнул рукой.