Короли Вероны

Бликст Дэвид

– Где Кардарелли? Тьфу, на кухне, конечно, где же ему быть? – Кангранде щелкнул пальцами. – Тут среди нас имеется настоящий гурман. – Кангранде вытянул шею и принялся высматривать Морсикато. – Джузеппе! Вынырни из кубка и ответь нам на один вопрос!

Морсикато, сидевший на другом конце стола с личным врачом Кангранде, поднял голову.

– Мессэр Джакомо желает узнать рецепт этого блюда.

– Я лично справлялся у Кардарелли, – зарокотал Морсикато. – Рыбу нужно поместить в горячую воду, но прежде отрезать голову и удалить кости, не повредив брюшка. Затем намазать кожицу начинкой и закрыть каждую рыбину так, чтобы мясо оказалось снаружи, а кожа внутри. Вывернуть наизнанку, иными словами. Перемолоть майоран, шафран, розмарин, шалфей, смешать все с рыбным филе и наполнить этой смесью анчоусы или сардины так, чтобы начинка была между кожей и мясом, а также внутри. После зажарить.

Напротив Пьетро облизывал губы Баилардино да Ногарола.

– Мне и в самых смелых кулинарных фантазиях не представлялось, что кости из рыбы можно удалить через спину. А какой в этом смысл?

Морсикато с видом мудреца почесал бороду.

– Видите ли, у некоторых жирных рыб – а надо вам сказать, что эта практика – вынимать кости через спину – используется исключительно при приготовлении молочных поросят и жирной рыбы, – так вот, у некоторых жирных рыб жир выделяется при непосредственном соприкосновении с огнем. Если готовить рыбу именно так, результат будет отличный еще и с точки зрения аромата.

Через стол послышался голос Нико да Лоццо:

– Никого не беспокоит, что врач так поднаторел в вопросах жарки, варки и прочих издевательств над живой плотью?

– Удивительно другое: как широта интересов доктора Морсикато уживается с его любовью заложить за воротник?

– Просто природа наделила меня необычайно тонким вкусом и обонянием, и где же, как не в дегустации вин, использовать мне эти качества? – ядовито заметил Морсикато.

– Лучшее вино – веронское вино, что тут дегустировать! – Баилардино стукнул кулаком по столу.

– Лично я, – вмешался Данте, – полностью согласен с Диогеном. Лучшее вино – то, которым тебя угощают.

Гости одобрительно загудели.

– Еще ни одна поэма не была написана трезвенником, – заметил Джакомо Гранде, поднимая кубок и кивая Данте.

– Мессэр Джакомо разбирается в поэзии. – Данте повторил жест Гранде. – Жаль, что он не разбирается в шитье мужского платья, а не то он бы велел высечь портного своего племянника.

Пьетро поперхнулся вином. Остальные гости кашлем пытались замаскировать смешки. Гранде скроил снисходительную улыбку, рукою удерживая Марцилио, который хотел вскочить с места.

– Что сталось с Мацирием Афинским – вино, говорил он, помогает находить друзей, согревает и соединяет сердца.

– In vino veritas, – пожал плечами Данте.

Кангранде щелкнул пальцами.

– Так должно быть! Сегодня здесь собрались лучшие и достойнейшие! Давненько у меня не пировало одновременно столько выдающихся людей. Синьор Алагьери, скажите, когда мы с вами последний раз здесь обедали?

Пьетро в этих словах послышалась попытка манипулировать отцом. Данте, ни разу не замеченный в подхалимстве, поджал тонкие губы. В глазах его заплясали искры.

– Вы оставили нас во время свадьбы вашего племянника, мой господин. Теперь дайте подумать. Выходит, мы не обедали вместе с тех самых пор, как ваш брат Бартоломео, упокой, Господи, его душу, получил власть, которая после перешла к вам.

Гости перекрестились при упоминании о первом покровителе Данте. Баилардино, нагнув голову, зашептал: «Царствие ему небесное».

Кангранде посторонился, чтобы слуга поставил перед ним очередное блюдо, и глаза его недобро сверкнули.

– Упокой, Господи, душу брата моего. Однако, по-моему, ты ошибаешься, поэт. Я помню, как красноречив ты был на похоронах Бартоломео. А потом, через несколько месяцев, уже при Альбоино, ты снова приехал в Верону. Конечно же, ты здесь обедал, прежде чем продолжить скитания.

– Ах да. Как же я забыл о костях.

Знаменитая allegria засияла на лице Кангранде.

– Верно. Было дело. – Он возвысил голос. – Синьоры, вы можете не верить, но в свое время я любил грубые шутки.

– Воля ваша, не верим, – послышалось со всех сторон.

Кангранде в знак подтверждения махнул рукой.

– Знаю, знаю, такое трудно себе представить. Однако когда синьор Алагьери в первый раз здесь гостил, я решил испытать его терпение. Альбоино давал пир. Я велел слугам собрать все кости со всех тарелок и сложить их под стулом мессэра Данте. В итоге их оказалась целая гора, и собаки, бедные, глядя на нее, слюной исходили. – Кангранде передернул плечами. – Я был чрезвычайно доволен своей шуткой. А все потому, что накануне обиделся на мессэра Данте.

– Быть не может, – пробормотал Пьетро. Поко хихикал в рукав, Данте застыл над тарелкой.

Кангранде не расслышал реплики Пьетро.

– Однако последнее слово все же осталось за нашим другом, пришедшим прямо из ада. Что вы тогда сказали, мессэр Данте?

Поэт уступил своей страсти порисоваться.

– Я сказал следующее: cani [49] гложут свои кости, я же, поскольку не являюсь ничьей сучкой, кости оставляю для них.

Пьетро, никогда не слыхавший этой истории, расхохотался вместе со всеми.

49

Собаки (ит.).

– Да, недаром люди превозносят остроумие синьора Алагьери, – заметил Баилардино.

– Хотя бы сегодня – синьор Алагьери в очередной раз подтвердил свою репутацию острослова, – произнес отец Марьотто, сидевший за соседним столом.

– Вот-вот, – подхватил Баилардино. – Как он прошелся насчет свежеиспеченных веронских аристократов. Вико, как тебя назвал мессэр Данте? Крошкой-капуанцем?

Людовико Капеселатро слегка покраснел. Впрочем, Данте сам ответил, прежде чем капуанец успел раскрыть рот.

– Я назвал его синьором Капуллетто.

– Да, точно! – Баилардино хлопнул себя по коленке. – Капуллетто – капуанец в миниатюре. Мне нравится!

Не в правилах Данте было смягчать собственные колкости, однако на сей раз он отступил от правил.

– Этот титул с глубоким смыслом, синьоры, – заверил он.

– Ну конечно, – подтвердил Кангранде, локтем толкая своего друга, взявшего менторский тон. – Вы ведь помните семейство Капеллетти?

– Еще бы не помнить! – воскликнул Баилардино. – Лет за десять до твоего рождения, везунчик, они мне всю плешь проели. А теперь никого в живых не осталось – либо убиты, либо сами повымерли. Когда бишь это случилось? Кажется, еще при старине Барто.