Короли Вероны
Шрифт:
– Последние трое погибли в тот год, когда я впервые приехал в Верону, – сказал Данте.
– Верно! У них была кровная вражда с Монтекки – не в обиду вам будет сказано, мессэр Гаргано. Если не ошибаюсь, это ваш отец зарубил мечом последнего Капеллетти?
– Ошибаетесь, – нахмурился Гаргано Монтекки. – Это я его зарубил.
Повисло неловкое молчание, которое нарушил Марьотто.
– Туда им и дорога, этим ублюдкам.
Гаргано вздохнул.
– Они не ублюдки, сынок. Они были достойные люди. Из семьи Капеллетти в свое время вышло много консулов и подест. И об этом важно помнить.
– Зачем? –
– Затем, что они погибли. Самое худшее, что можно сделать с человеком, – уничтожить его имя. – Гаргано обращался теперь не только к своему сыну. – У имен особая сила. Спросите хоть Капитана. Люди живут и умирают, их дети тоже умирают. Поступки забываются – все до единого, будь то любовные приключения или военные подвиги. Единственное, что остается после человека, – имя. Я это понял после гибели последнего Капеллетти. Их больше нет, некому продолжить некогда славный род.
С дальнего конца стола раздался голос Антонио:
– Никогда не слыхал об их вражде. Из-за чего все началось?
Гаргано вскинул брови.
– Теперь уже никто и не помнит. Лет сто пятьдесят назад они что-то не поделили – не то женщину, не то клочок земли. Что бы это ни было, между семьями вспыхнула вражда. Однако до убийств дело не доходило, пока не началась борьба между гвельфами и гибеллинами.
– Ничего удивительного! – встрял Марцилио да Каррара. – Всем известно, что Капеллетти принадлежали к партии гвельфов.
Старший Каррара, поскольку не мог оспорить этого утверждения, попытался смягчить его.
– Капеллетти были достойным семейством, однако, если я правильно помню, их преданность Вероне не знала границ. Они сражались против Падуи бок о бок с Монтекки.
Гаргано кивнул.
– Мессэр Джакомо прав. В этом состояло главное противоречие. Капеллетти любили свой город, но ненавидели политику, проводимую властями. Однако молодой синьор Каррара, похоже, забыл, что Верона восемьдесят лет находилась под пятой императора. До того Монтекки были столь же преданы партии гвельфов, сколь и вы сами.
– Так из-за чего же все-таки началась вражда? – Антонио изо всех сил старался не довести беседу до ссоры.
Однако у синьора Монтекки имелись свои причины начать с начала.
– Вражда стала явной лет сто назад. В то время Капеллетти были связаны крепкими узами с графами Сан-Бонифачо.
При упоминании имени Сан-Бонифачо гости напряглись. Гаргано продолжал:
– Мои предки выступили против политики, которую пытались проводить Сан-Бонифачо и Капеллетти. Осенью тысяча двести седьмого года, при поддержке Эццелино да Романо Второго и феррарского дворянина Салинджуэрра Торелли, моя семья получила власть над Вероной.
– Ненадолго, – уточнил Кангранде.
– Да, ненадолго. Семейство Сан-Бонифачо было очень влиятельно. Через месяц Эццелино и всех Монтекки изгнали из Вероны. Вместе с нами в изгнание отправился малолетний Эццелино да Романо Третий, тот самый, что позднее стал тираном Вероны. Поскольку мы, Монтекки, разделили изгнание с ним и его отцом, Эццелино Третий, когда пришел к власти, оставался нашим союзником. Когда же он из гвельфа перекрестился в гибеллина, Монтекки последовали его примеру, а Капеллетти остались верны Папе.
– А было это примерно в то время, когда
Монтекки кивнул.
– Тогда случилось разграбление Виченцы. Виченца принадлежала Падуе, и Эццелино по этой причине там камня на камне не оставил. Капеллетти открыто выступили против. Тиран Эццелино изгнал их как изменников, однако позже, когда Эццелино убили, Капеллетти позвали назад, и они вернулись.
– А позвал их мой дядя Мастино, первый Скалигер, получивший титул Капитана, – уточнил Кангранде. – В Вероне началась смута, но Мастино делла Скала навел порядок. Он позвал назад также и Сан-Бонифачо, однако они отказались возвращаться в Верону, пока жив Мастино. Мастино возместил Капеллетти все убытки и пообещал помирить их с Монтекки. – Кангранде с сожалением посмотрел на Гаргано. – Я и в мыслях не имел намекать на кровожадность вашей семьи, мессэр Гаргано.
Монтекки передернул плечами.
– Все хороши. Вражда была бессмысленная, мне ли не знать. Я родился через пять лет после того, как Мастино позвал назад Капеллетти. В нашем городском доме все жили ненавистью к этой семье. А на вилле ненависть как-то смягчалась – возможно, потому, что Капеллетти не мозолили все время глаза. Помню, шел я с родителями по городу и увидел мальчика примерно моих лет. Отец указал на него и говорит: берегись его, Гаргано, он Капеллетти. А я возьми да и плюнь в мальчишку. Его звали Стефано. – Гаргано покачал головой. – Совершенно беспричинная, глупая вражда. Что мне сделал этот Стефано? Он даже не смотрел в мою сторону.
– И все же крылышки у него на спине не пробивались, – заметил Кангранде. – В конце концов он отомстил.
Длинное лицо мессэра Гаргано стало еще и печальным.
– Я сам виноват. Все, что я когда-либо говорил или делал в отношении Капеллетти, я говорил и делал с целью их спровоцировать.
– Спровоцировать на что?
Трудно было сказать, кто задал вопрос первым, – так много голосов подхватили это «что». Какие там поэмы, баллады или оды! Куда интереснее следить за рассказом синьора Монтекки, тем более что синьор Монтекки, кажется, хочет о чем-то умолчать. О чем-то, о чем даже его родной сын не знает. Истории о кровной вражде, поединках и семейной чести всегда занимали людей.
Синьор Монтекки, видя нетерпение слушателей, вопросительно посмотрел на Кангранде. В ответ Кангранде сам взялся рассказывать.
– После смерти Мастино вражда постепенно вновь начала разгораться. Мой отец был великий человек, однако не грозный, не то что мой дядя. Он не мог заставить две семьи примириться по-хорошему. Не помогли и штрафы, которые он налагал на зачинщиков ссор. Стычки между Капеллетти и Монтекки не прекращались. Они дрались на улицах, в домах, в мастерских, на рынках, за городом – словом, везде, где встречались. Если Монтекки или Капеллетти выходил из дома, ясно было, что кончится этот выход дракой. На время мой отец даже запретил дуэли. Когда же он умер, вражда, прежде только тлевшая, вспыхнула как пожар. Молодежь из обеих семей устраивала дуэли прямо на улицах. – Кангранде взглянул на Марьотто. – Твой отец отлично владеет мечом, раз ему удалось выжить в этой бойне.