Корона двух королей

Соболевская Анастасия

Касарийский самрат был невысокого роста — зажатый между графами Сальдо Монтонари смог разглядеть только его косматую пепельно-серую макушку над головами придворных дам и грубую, сплавленную из чёрных пластин, корону с гранёными колчеданами, которые сверкали жёлтыми всполохами. Однако этот недосмотр природы не помешал Тонгейру войти в тронный зал с видом хозяина. Ясне он показался шатуном, перевоплотившимся в человека, таким огромным в своей чёрной медвежьей шкуре он был. Глаза, свирепые и холодные, как каменный отрог, на котором стоял Таш-Харан,

не моргая вбуравливались в лицо короля, от изрубленных боевыми шрамами, острых, как у Согейра, скул не отвлекала внимания даже жёсткая седая щетина. Он прошёл к трону, положа левую руку на рукоять видавшего битвы меча, и остановился, громко лязгнув железными сапогами об пол. Согейр внимательно смотрел на него и не увидел ничего общего с собой или со своей матерью, Идалирой, какой он её себе представлял по рассказам покойного отца. И всё же было ясно, что этот человек, Альвгред и Има — одной крови.

«Медвежья морда», — с улыбкой подумал притаившийся за колонной, как охотник за деревом, Эрнан Монтонари, вглядываясь в обветренное северными ветрами самратское лицо, не ведающее ни доброты, ни сострадания, и хмыкнул в сторону короля. Бедняга.

Рядом и чуть позади самрата бесшумно шла почти тень человека в сером одеянии из толстой жёсткой ткани с узором из серебряных медведей.

«Меганира, — догадался Согейр. — Жена Тонгейра и мать его дочерей».

Сардари, будто прихрамывая, прошла за мужем, не издав почти ни звука, кроме шороха платья, и остановилась позади.

Согейр с минуту смотрел на неё, но так и не понял, можно ли назвать эту женщину со спрятанными под жемчужным платком волосами красивой — грим, которым покрывали свои лица замужние касарийки, делал практически невозможным попытку определить её природные черты лица. Её лицо и руки были густо замазаны белилами, а покорно опущенные в пол глаза были подведены тонкими чёрными стрелками от носа до висков. От замазанной нижней губы по подбородку и вдоль шеи шли чёрные и золотые полоски. Меганира скорее напоминала диковинное создание родом из Диких гор, чем женщину из плоти и крови.

Глядя на неё, Альвгред неосознанно потянулся к оружию.

Ребёнок в толпе придворных подёргал мать за подол пышной юбки.

— Мам, а эта леди колдунья? — прошептал он.

— Нет, милый, какая колдунья?

Осе поднялся с трона и гостеприимно поприветствовал самрата и его войско, но Тогнейр едва ли ответил королю Ангенора. Он лишь слегка склонил голову, принимая его приветствие, но не отдал такое же взамен.

— Добро пожаловать в сердце Ангенора, мой друг, — произнёс король, сохраняя уверенность в голосе. — Но, признаться, я думал, что вы прибудете на свадьбу вместе с дочерьми.

— Дома им будет лучше, — голос самрата оказался раскатистым, как гром в горах, и напоминал медвежий рык. — И мы не друзья.

Король замер. Мало кто среди придворных не заметил, как в его светлых глазах промелькнул испуг. И всё же он проглотил это замечание во имя дипломатии.

— Вы правы, самрат, — ответил Осе, — но в наших силах это исправить.

— Где мой племянник? — громко осведомился Тонгейр. — Я хочу его видеть.

Осе указал в сторону.

— Вот, прошу. Согейр, подойди. Альвгред?

Кирасиры вышли в центр.

— Согейр, ваш племянник, сын Идалиры, и ваш внучатый племянник Альвгред. Оба лучшие среди Королевских кирасиров…

Тонгейр жестом указал королю молчать. Шея Осе налилась кровью от унижения. Влахос сделал шаг вперёд, но король остановил его. Трое касарийцев разной чистоты крови стояли напротив друг друга.

— Когда я в последний раз видел тебя, ты лежал в телеге на груди мёртвой Идалиры и вопил, — спокойно произнёс самрат, и будто ироничная улыбка скользнула по его землистому лицу. — Не думал, что ты выживешь.

— Как видно, я оказался крепким ребёнком.

— Ты похож на Идалиру, — хмыкнул Тонгейр, — смотрю на тебя и вижу её, доживи она до твоего возраста. И я бы увидел, если бы не твой папаша.

— Я знаю.

— Ангенорская кровь тебя испортила.

Внутри Согейра всё заклокотало несогласием, но он промолчал.

— Это твой старший? — Касариец кивнул в сторону Альвгреда.

— Да. Ему девятнадцать.

— Хм… И где его мать?

— Леди Нила здесь. — Согейр указал в сторону колонны, где стояла его красавица-жена.

— Никогда бы не подумал, что когда-нибудь касарийцы вздумают якшаться с баладжерами. Она чернее копоти в моей печи.

— Моя жена родилась в благородной семье из Мраморной долины. Она лучшая жена и мать в мире. Она не имеет ничего общего с баладжерами, поэтому я попрошу вас впредь не оскорблять мою жену.

— А то что?

— Вы не захотите знать подробнее.

Самрат ухмыльнулся.

— Значит, ты сегодня женишься? — Его злые глаза уставились на Альвгреда.

— Да, — ответил тот.

— Альвгред… А невеста твоя где? Где Алмазный Эдельвейс? Где та, слухи о чьей красоте дошли даже до Таш-Харана, а? Это же не она? — Тонгейр кивнул на Ясну.

— Вечера готовится к церемонии. — Альвгред с достоинством выдержал тяжёлый взгляд самрата.

— Я так и думал. Эта мала совсем и похожа на ягнёнка. О ней никогда бы не стали шептаться по ту сторону Частокола. А ты знал, что у нас невестам подрезают стопы, чтобы они не сбегали от мужей? Слышал, твоя — прыткая, своенравная, гордая, — улыбнулся Тонгейр. — Не боишься, что сбежит, пока ты тут?

— Не боюсь.

— Смотри, если о твоей невесте наслышаны даже в Касарии, покорности от неё не жди. Могу послать своих солдат, чтобы позаботились о её ножках.

— Если кто-то порежет Вечеру, я тому отрежу голову, — не моргнув ответил сын легата.

Злые глаза Тонгейра вглядывались в решительное лицо мальчишки, будто изучая, и было не понять, какие мысли притаились в их холодной глубине, как вдруг самрат разразился леденящим душу хохотом. Тонгейр смеялся, но глаза его не смеялись, и Согейр заметил это странное несоответствие.