Корона двух королей
Шрифт:
Среди всех пленниц Миртового дома Ласточка была самой юной, ей едва исполнилось восемнадцать. Небольшого роста, с роскошными бёдрами и узеньким личиком, она едва ли отличалась изысканной красотой, как Скворец или Иволга, но мужчин, что выбирали её, подкупали её нечеловеческая гибкость и талант в моменты страсти издавать такой сладкий стон, что он поднял бы и покойника из могилы.
— Так как твоё имя? — шептал Ласточке Войкан между поцелуями, когда они оба прятались под раскидистым кустом бугенвиллеи в стороне от праздничных
— Не скажу, — улыбалась она и отвечала лучнику такими же игривыми поцелуями.
— Но так нечестно. Ты же моё знаешь, а я знаю только твоё прозвище. Мне этого мало.
Девушка засмеялась и наморщила чудный вздёрнутый носик.
— Цена все та же — сто золотых крефов.
Войкан сощурился.
— Но я отдал тебе уже восемьдесят. Имею право узнать хотя бы первые буквы. Оно какое? Ангенорское или как у баладжеров? Ласковая змейка? — прошептал он ей на ушко. — Или Чёрная роза? Может быть, Дикая пума?
— Не угадал.
Лучник сунул руку в кошелёк на поясе и протянул ей пару новеньких золотых монеток. Улыбка перестала играть на пухлых губах, глаза Ласточки погрустнели.
— Ты совсем не обязан. — Она отвела его руку.
— Я тебе обещал, а я всегда держу своё слово.
Ласточка приняла монеты и быстро спрятала под повязку на запястье, пока другие миртовые девушки не заметили.
— В моём имени есть «Ночь», — сказала она.
— О, уже хоть что-то, — воспрял духом Войкан. — Ночная красавица? Орхидея ночи? Или Роза ночи?
— Нет.
— Фиалка ночи? Полночный гиацинт?
— Почему ты уверен, что в моём имени есть название цветка?
— Потому что ты красива, как цветы.
— Не умеешь ты говорить комплименты.
— Да, в поэзии я не изящнее буйвола, — усмехнулся Войкан и вдруг стал серьёзен. — Сегодня я тебя в Миртовый дом не пущу, — сказал лучник, тронув остренький подбородок. — Ты останешься со мной?
— Сегодня меня отправляют к самрату.
Войкан отстранился.
— Как к самрату? Твой хозяин в своём уме?
— Миртовые девушки делают то, что им говорят. К тому же касариец сам меня выбрал. Но ты не бойся, с ним я и вполовину не буду такой нежной, как с тобой.
Горькая улыбка скривила губы лучника.
— Я заберу тебя оттуда, — прошептал он и пропустил пальцы сквозь пальцы любимой. Тыльную сторону её запястья уродовало клеймо в виде птицы. — Заберу из этого проклятого места, обещаю.
— Мне часто это говорят. Но все мужчины только обещать горазды. Никто не сможет заплатить за миртовую девку двадцать слитков золота. И не захочет.
— Я смогу, — возразил Войкан. — Я так решил. Деньги, что я даю тебе, не последние. У меня уже есть часть нужной суммы — она хранится у казначея.
— Жалование воина не так уж и велико. К моменту, когда ты накопишь достаточно золота, я состарюсь и уже буду тебе не нужна.
— Откуда ты знаешь, будешь ли ты мне нужна? Я выкуплю тебя или украду, я поклялся.
Ласточка с нежностью провела ладонью по его щеке.
— Ты же знаешь, что это невозможно — в Паденброге все знают, кто я, моё клеймо выдаст меня, даже если я покину Миртовый дом. Меня вернут обратно, как только найдут. И сбежать мы не сможем, иначе тебя объявят дезертиром. Если нас поймают, то обоих казнят. Не обещай того, что не сможешь исполнить, — не нужно давать мне надежду.
— Я всё равно найду способ. Кантамбрийцы держат своё слово и никогда не бросают тех, кем дорожат, пусть этой крови во мне течёт лишь половина, — решительно произнёс Войкан и с этими словами прижался губами к виску девушки. — Большая ошибка, что ты вообще оказалась в Миртовом доме. Это место не для тебя. Рано или поздно я заберу тебя оттуда, чего бы мне это не стоило. Просто поверь мне. Ты же мне веришь?
Она ему не верила.
— Неужели во всём Туренсворде нет ни одного воина среди этих девчонок? — без тени улыбки вопрошал, будто у самого неба, Эрнан. — Ну же? Или вы в армии только и делаете, что заплетаете друг другу косички вместо того, чтобы драться?
Он заметил на скамье огненно-рыжего кирасира.
— Ты! — Граф южных земель ткнул в его сторону ксифосом. — Я тебя знаю.
— Неужто? — Марций не скрывал, что ему не было дела до причуд скучающего графа.
— Ты Марций Рейес, сын Иларха. — Эрнан походил на петуха, которому было жизненно необходимо клюнуть мнимого соперника. — Ты научил моего сына перебрасывать меч, когда был в Эквинском замке. С тех пор он пристаёт к Аэлис и пытается научить этому и её.
— Было дело, — признался Марций, ухмыльнувшись.
Монтонари медленно приблизился к жертве своей очередной провокации.
— И кто бы мог подумать, что даарим, который родился в выгребной яме, будет учить наследников графа обращаться с оружием?
Марций пожал плечами.
— Не моя вина, что сам Чернильная Рука оказался на это неспособен.
Солдаты заулюлюкали и забили тарелками по столам, как дикари в предчувствии крови.
В зелёных глазах Эрнана мелькнула чёрная тень, и азартный пыл на его лице уступил место гневу.
— О, как! — возликовал южный граф, и глаза его снова загорелись. — Узнаю острый эвдонский язык. Если ты такой смелый, может быть, докажешь это с помощью меча?
— Я смелый, но не тупой, — ответил Марций. — Если с вашей головы упадёт хотя бы волос, меня повесят.
— Слово графа, что нет, — тихо сказал Монтонари и вдруг закричал, чтобы слышали даже на кухне: — Слово графа, что Марцию Рейесу не будет никакого наказания, что бы со мной ни произошло! — Он поднял с земли чей-то меч и бросил эвдонцу. Марций поймал его в воздухе. Десятки глаз уставились на него с немым вопросом.
— Иди! — послышался в стороне чей-то злой шёпот, будто кто-то шипел на упрямого гуся. — Иди, иди!