Корона пастуха
Шрифт:
– Я знаю тебя, эльф, и я велела тебе не возвращаться сюда больше.
– Она нахмурилась.
– Помнишь? Ты была великой Королевой, а я - маленькой девочкой. И я изгнала тебя с Громом и Молнией.
Эльфийка побледнела.
– Да, - слабо прошептала она.
– Мы совершали набеги на этот мир, но это было до того, как настало время... железа.
Ее лицо исказил страх, и Тиффани вдруг ощутила, как мир меняется, меняется прямо сейчас, словно она стоит на распутье, и следующий ее шаг будет решающим. Это и означает идти своим путем, поняла она, это то, о чем предупреждала кельда. Ведьма всегда стоит на границе между светом и тьмой, между
– Я слышала, будто гоблины считают, что у стальных машин есть душа, - сказала она.
– Скажи, а у тебя есть душа? Что ведет тебя по твоим собственным, эльфийским рельсам, мешая свернуть?
– Она повернулась к Кельде.
– Бабуля Болит говорила: накорми голодного, одень голого и утешь страждущего. Эта эльфийка пришла на нашу землю голой, голодной, страдающей. Ты видишь это?
Кельда вскинула брови:
– Это же эльф! Она бы не стала заботиться о тебе. Она не стала бы заботиться ни о ком, даже о других эльфах.
– Ты думаешь, что не бывает такого создания, как хороший эльф?
– А ты думаешь, что такое создание бывает?
– Нет, но я предполагаю, что один из них может измениться.
– Тиффани обернулась к съежившемуся существу.
– Теперь ты не Королева. У тебя есть имя?
– Паслен, госпожа.
– Да, - сказала кельда.
– Отрава такая.
– Слово такое, - отрезала Тиффани.
– Ну, это твое слово вышвырнули из дома, словно пешку с шахматной доски; а теперь оно оказывается той, что пыталась тебя уничтожить когда-то, - возразила кельда.
– Ее здорово замучили, а теперь она явилась в твое владение и просит помощи.
– Ее глаза сверкнули.
– И что теперь, Тифф? Тебе решать. Эта эльфка едва не убила тебя, а ты все равно ее жалеешь.
– Кельда посерьезнела.
– Эльфам нельзя верить, любой Нак Мак Фигл это знает. Но ты - та, что преподала урок Зимовому. Не переживай за Королеву. Но знай, что за ней может прийти война.
Тиффани склонилась над скорченной, трепещущей эльфийкой.
– Когда мы встретились впервые, Паслен, я была всего лишь девчонкой, почти не способной к магии.
– Она придвинулась ближе, лицом к лицу.
– Но насколько я сильнее теперь! Я преемница Матушки Ветровоск, и как вы, эльфы, были правы, когда дрожали при звуке ее имени. А теперь жизни эльфов, можно сказать, зависят от тебя. А если ты меня подведешь, я оставлю тебя Фиглам. Они эльфов не любят.
– Она поймала взгляд кельды.
– Это приемлемо, Дженни?
– О, да, - ответила кельда.
– Кто-то должен попробовать первую улитку.
– Гоблинов, кстати, тоже считали никчемными, пока кто-то не задумался о них, - продолжала Тиффани.
– Не давай леди Паслен повода ненавидеть вас, но если она нарушит уговор, то я обещаю - а обещание карги холмов дорогого стоит, - что это будет ее конец.
Фиглы все еще глазели на Паслен с беззастенчивым отвращением. Казалось, что сам воздух звенит от взаимной ненависти.
– Вам, эльфам, больше не удастся нас надурить, ты знаешь, - сказал Роб Всякограб.
– Поэтому ради госпожи Болит мы пока оставим тебе жизнь. Но вот что я скажу. Карга холмов нервничает, когда мы кого-то убиваем, но не будь ее здесь, мы бы пустили тебе кровь.
Его поддержал хор угрожающих голосов. Было ясно: если бы Фиглы принимали решения сами, от Паслен осталась бы только куча кровоточащего мяса.
Роб всякограб швырнул клеймор на землю:
– Слушайте мальца великучую каргу. Ты, Малыш Стукач, и ты, Малец Слогам, Малец Грибок и Мальца Жадный Джимми. У нее перемирие с королевой, так что придется нам по-хорошему с ней обходиться.
Величий Ян кашлянул.
– Возражать не хочу, карга, токмо единственный хороший эльф - это мертвый эльф.
– Ты бы так не говорил. Как гоннагль, я скажу, что надо дать возможность доброте дать ростки, как это было в Слове о Лающем Джонни, - сказал гоннагль, Велик Ужасен Билли Подбородище, образованный Фигл.
– Это тот, который целую неделю балансировал наперстком на носу, а потом пел, как соловей?
– спросил Вулли Валенок.
– Нет, валенок.
– И чего вы все кипятитесь? Не надо. Стоит эльфу кого-нибудь тронуть, как он станет очень-очень мертвым, вот и давайте посмотрим на это, - высказался Мальца Опасный Спайк.
– Ну, так карга хочет, - сказал Роб Всякограб, - вот и все на этом.
– И еще кое-что, Роб Всякограб, - вмешалась Тиффани.
– Эльфа я забираю с собой. Я знаю, что ты пойдешь следом, но мне нужна еще пара Фиглов, которые бы следили и приглядывали за ней. Двинутый Крошка Артур? Ты из стражи - вот и посторожи.
– Она осмотрелась.
– И ты, Величий Ян. И я вам скажу вот что: эльф - пленник, а с пленниками надо обращаться достойно. Ты полицейский, Двинутый Крошка Артур, и должен знать, что люди не катятся по наклонной, пока их не подтолкнут. Поразмысли над этим. И вообще говоря, даже если их толкают, они не всегда падают. Не должно быть никаких мелочей вроде "Мы выпустили ее на прогулку, она попыталась сбежать, и ее загрыз разъяренный дурностай" или "Она погибла, сопротивляясь при аресте пятнадцати Фиглам". Никакой пчелиный рой не зажалит ее насмерть. Никакая огромная птица не сбросит ее в озеро. Никакой сильный ветер не сдует ее. Никаких "Она упала в кроличью нору, и больше ее не видели".
– Она строго оглядела подопечных.
– Я карга холмов, и я узнаю, как это случилось. И расплата будет неминуема. Вам понятно?
– Ох, вайли, вайли, будет расплата, - застонал Вулли Валенок. Фиглы зашаркали ножками, пересматривая свои планы. Величий Ян сунул палец в нос и тщательно изучил его содержимое, прежде чем отправить его в напузник.
– Значит, решено, господа, - подытожила Тиффани.
– Но я не потерплю, если другие неприятные эльфы попытаются сунуться на мою землю.
ГЛАВА 13
Беда не приходит одна
А эльфам нравилось быть неприятными. Приходя в мир, сперва они охотились скрытно, из озорства доставляя мелкие неприятности.
В подвале "Доспехов Барона" опять испортилось пиво. Как бы тщательно Джон Петрушка ни ухаживал за бочками и кранами, в пиве неизменно возникал осадок, бочки начинали течь, а напиток, содержащийся в них, приобретал отвратительный запах. Трактирщик рвал на себе волосы - убытки оказались неподъемными.
– Это опять эльфы шутки шутят, - сказал кто-то в трактире.
– Только вот мне что-то не смешно, - сказал Томас Зеленотрав. Джон Петрушка едва не плакал. А поскольку дело происходило в трактире, вскоре все посетители присоединились к разговору об эльфах, в которых никто не верил; однако нельзя не отметить, что позже, когда все разошлись по домам, не одна железная подкова была приколочена над дверями.