Корона скифа (сборник)
Шрифт:
К даче Гришина братья прошли по петляющей лесной тропинке. Сам хозяин во дворе разделывал на поленья смолистые кедровые чурбаки.
— Добро пожаловать, дорогие гости! — воскликнул Гришин, отбрасывая топор. — У нас тут кедр старый свалился, так я его раскряжевываю гимнастики ради.
— Виктор Николаевич вернулся в родные пенаты? Рад! Очень рад! Я его сразу не узнал, возмужал, возмужал! Чем теперь занимаешься? Думе вашей конец в Петербурге? Удивляюсь. Ты после университета попал в заштатный городишко Бийск, учителем. Ну что за должность? Так, ерунда. И во что ты ее сумел превратить? Стал предметом восхищения всего городского общества. И — гигантский прыжок из — маленького Бийска в столицу, управлять государством! Вот она, пепеляевская закваска! А что теперь? Может, пойдешь по военной линии, как братья? Сейчас родине нужны солдаты.
— Ей нужны и политики! — отвечал Виктор Николаевич, чуть улыбаясь. Вот пример. В семнадцатом дума послала меня комиссаром Временного правительства в Кронштадт. Когда восстали большевики, матросы при мне подняли на штыки представителя Керенского адмирала Роберта Николаевича Вирена, кстати, бывшего томича, любившего и ценившего наш город. А меня не тронули, именно как политика и объявили мне, что могу идти на все четыре стороны. Но политика нельзя снять с работы, уволить от должности! Политик всегда при деле, даже если уволен от дела. Само это увольнение уже работает на его престиж. Ах, он там уволен? Значит, он нужен нам тут! Так рассуждают массы.
— И что же ты будешь делать?
— Посмотрю, какие политические силы в Сибири будут отвечать моим воззрениям, и примкну к ним. Я политик теперь известный и долго без дела не засижусь.
Пойдемте, пойдемте в комнаты, как раз и обедать станем!
Фронтон дачи Гришина, ее наличники были щедро украшены резьбой. Искусные резчики вырезали вензеля в виде еловых ветвей и шишечек.
В доме вешалкой служили ветвистые оленьи рога, по полу и диванам были расстелены медвежьи шкуры, по стенам висели ружья, манки и рожки. Все это свидетельствовало о любви Гришина к охоте.
Улыбающаяся стряпуха внесла на подносе свежие куличи, крашенные яйца, графинчик с клюквенной настойкой:
Кушайте, дорогие гости, куличи я освятила сегодня в церкви! Кушайте, гости дорогие! Христос воскрес!
— Воистину воскрес! — отвечал Анатолий Николаевич, крепко целуя стряпуху в уста.
— Эге! — воскликнул Алексей Николаевич, — вы не очень-то увлекайтесь!
Стряпуха вышла, щеки ее порозовели. Гришин наполнил рюмки, — давайте, братья, за Сибирь!
Выпили еще за дружбу, за общее дело.
Анатолий Николаевич взял яйцо, и сказал Гришину, — а ну, бери яйцо, давай стукнем, и посмотрим — чье расколется. А ты при этом желание загадай!
— Уже загадано, — сказал Гришин.
Стукнули. Раскололось яйцо в руке у Гришина.
Анатолий Николаевич улыбнулся:
— Я этим искусством еще в детстве овладел. Мы на Пасху крашеные яйца с горки катали. Чье — до самого низа докатится и не разобьется, тот и победил. Или стукались, вот как с вами. Я все удивлялся: отчего это всегда цыганята в таком деле побеждают. Однажды они мне открыли секрет. Вытачивается из дерева яйцо, красится. Не отличишь от куриного, стукайся им, всегда победишь, надо только незаметно вытащить его из кармана. Теперь на каждую Пасху с собой в кармане деревянное яйцо ношу, вот смотрите!
Анатолий Николаевич достал из кармана крашеное яйцо изо всех сил стукнул им по столу.
— Вот видите?
— Ай да обманщик! — укорил его Алексей Николаевич.
— Это что! — сказал Пепеляев, — меня цыганята еще одному делу научили. А как вы думаете, почему я всегда выигрываю в карты?
— Почему же? — воскликнули собеседники разом.
— Это большой секрет. Но вам как хорошим людям скажу, чтобы больше никому — ни слова.
— Никогда!
— Хорошо. Значит так. На Пасху в ночь надо пойти в храм, имея в кармане колоду карт. Вы стоите и ждете, как только священник воскликнет — «Христос Воскресе!» Надо стукнуть себя по карману, в котором лежат карты, и шепотом сказать: «Карты здеся!» Сколько раз священник возгласит — «Христос Воскресе!», столько раз надо хлопать себя по карману и шептать. Зато потом, пока эта колода вся не порвется, вы всегда будете ею выигрывать, поняли? А потом и с новой колодой надо все повторить в том же порядке.
— Попробуем! — озадаченно посмотрел на него Алексей Николаевич.
— Только в следующую Пасху, нынче уже поздно, — пояснил Пепеляев.
— Хорошо! Теперь моя очередь удивлять, — сказал Гришин. — Идемте-ка в лес. Сперва надо переобуться в бродни.
Все дружно обулись в бродни, эти удивительные сибирские сапоги, не пропускающие влагу, с голенищами, доходящими до паха.
Они петляли по узкой еле заметной тропинке, она то исчезала совсем, то появлялась снова. По склонам оврагов еще лежали проплешины не растаявшего снега, от них веяло холодом и по краям их росли сибирские тюльпаны, трогательно нежные и голубые. Их сибиряки именуют кандыками или же подснежниками.
По пути пришлось преодолевать небольшие последние рыхлые сугробы, лесные завалы. Путники остановились отдохнуть возле интереснейших родников. При выходе на поверхность известковые туфы образовывали ячеистые чаши бело-серого цвета. Одна из чаш возвышалась над землей на полтора метра имела в длину четыре метра и в ширину до трех.
— Вот это ванночка! — сказал Гришин, такой не было даже у Алифера и Попова в их грандиозной гостинице «Европа». К тому же вода в чаше — целебная. Я захватил в поход с собой три полотенца, так что мы сейчас искупаемся.
Военные быстро разделись, Виктор Николаевич некоторое время в нерешительности наблюдал, как они блаженно ухают в ледяной минерализованной воде, а затем и сам стал раздеваться.
Растираясь до красна полотенцем, и одеваясь, Гришин сообщил, что к этой «ванне» приходят иногда лечиться даже медведи.
— Не дай бог, какой на нас напорется! — сказал Виктор Николаевич.
— А револьверы у нас на что? — ответил ему брат вопросом.
После двух часов ходьбы они увидели в лесу еле заметную охотничью избушку. Из ее трубы тек вкусный дымок.
Не успели они подойти к этой избе, как из-за дерева вышел ловкий мужик с длинной черной бородой, в драной кацавейке, вытянулся в струнку, приложил руку к старой шапке ушанке:
— Здравия желаю господин полковник! За время вашего отсутствия на вверенном мне участке никаких происшествий не случилось, докладывает прапорщик Вершинин!
— Вольно! Благодарю за службу!
— Не прикажете ли подать чего-нибудь для сугреву?
— Потом, сейчас проведите нас в парк.
Мужик, оказавшийся прапорщиком, пригласил всех в избу. Там были нары, стол у окна, на бревенчатых стенах висели капканы, силки, и охотничьи ружья. Мужик-прапорщик отворил подполье, слез туда по лесенке и, светя себе шахтерской лампой, стал сдвигать в сторону бочонки с грибами и вареньями. Наконец он освободил лаз, в который и пригласил гостей. Пришедшие полезли в дыру. Они проникли в помещение, в котором прапорщик возжег несколько шахтерских ламп. Расставил их на стеллажах. Стали видны пирамиды, в которых аккуратно были расставлены винтовки. На отдельном стеллаже рядами стояли пулеметы английской, немецкой, французских систем, наши отечественные «максимы» и чешские «шоши».