Коронованный рыцарь
Шрифт:
Покойно, не колыхаясь, стоит корабль в такие минуты мертвого штиля, но, увы, стоит неподвижно, не рассекая гладкую поверхность воды, в сладкой дремоте, в обворожительной неге, не делая ни шагу вперед.
То же, что он ощущал теперь в своем сердце, было подобно буре среди густого мрака южной ночи, когда бурливое, седое море, клубясь и пенясь, взлетает высокими валами из своей бездонной пропасти и рвется к пропасти неба, где изредка блестят яркие звезды и молниеносные стрелы то и дело бороздят
Корабль, как щепку, бросает из стороны в сторону и сердитые волны налетают на него со всех сторон, как бы оспаривая друг перед другом свою жертву.
Вся прелесть ощущения опасной борьбы, вместе с ожиданием ежеминутной гибели, заставляет его переживать сердцем восхитительная Ирена.
Он отдал предпочтение последнему чувству, да и мог ли он поступить иначе?
Покой хорош после борьбы, без нее нельзя оценить его сладость.
Ирена Станиславовна хорошо поняла это, она пробудила в нем страсть, и расчитанной заранее на успех игрой стала мучить свою намеченную ранее жертву.
На другой день после свидания, перевернувшего совершенно духовный мир Осипа Федоровича, он на крыльях радости помчался к своей Ирене.
Его не приняли.
Это его поразило. Он провел бессонную ночь; как потерянный ходил целый день, дожидаясь вечера.
В шесть часов он снова уже звонился у подъезда квартиры Родзевич.
Она была дома.
Он вошел.
Она его встретила в гостиной и представила тетке. Завязался общий разговор на городские темы. Он удивленно по временам взглядывал на Ирену.
Ее с ним обращение было холодно-любезное и не напоминало ничего того, что происходило за день перед тем.
Спокойно выносила она его красноречивые взгляды, казалось, соверщенно не понимая их.
К концу вечера, показавшегося ему пыткой, он начал почти думать, что все то, что произошло в будуаре Ирены, он видел во сне.
Только при прощании Ирена слегка пожала ему руку.
Он поднес ее руку к своим губам и поцеловал ее долгим поцелуем.
Это пожатие вознаградило его за проведенный мучительно вечер.
В такую странную, мучительную для него, форму вылились их отношения.
Она лишь изредка принимала его в своем будуаре, осыпала в припадке страсти бешеными поцелуями, а затем вдруг отстраняла его от себя на целые недели, была холодно-любезна при встрече, или же несколько дней совсем не принимала его у себя.
Через некоторое время он стал сталкиваться в ее гостиной с графом Казимиром Нарцисовичем Свенторжецким.
Ирена умышленно при нем кокетничала с последним, разжигая страсть и ревность влюбленного без ума Гречихина.
Он мучился, терзался сомнениями и ревностью, каждый день назначал для решительного объяснения и для
Он был похож на ту привязавшуюся к человеку собаку, которая лижет руки бьющего ее хозяина.
Решительное объяснение пугало его.
«А вдруг она меня прогонит! Что тогда?» — восставали в его уме тревожные вопросы.
«Смерть!» — шептал ему внутренный голос.
«Без нее мне действительно не жить!..» — решил он.
Его только разжигаемая обладанием, но неудовлетворенная страсть к этой женщине дошла до своего апогея.
Все это отрывочными мыслями проносилось в голове Осипа Федоровича, сидевшего с поникшей головой в своей комнате, после беседы с Иваном Сергеевичем Дмитревским.
Наконец, он поднял голову и осмотрелся кругом. Вдруг в его уме мелькнула мысль:
«Зачем он здесь?»
На самом деле жизнь в доме человека, видевшего в нем будущего мужа своей любимой племянницы при изменившихся обстоятельствах была более чем неудобна.
«Я завтра поблагодарю Ивана Сергеевича за гостеприимство и перееду на другую квартиру».
Он вспомнил, что один из его товарищей говорил ему, что рядом с ним освободилась комната, здесь же, на Морской, ближе к Гороховой.
«Ближе к ней», — не утерпел подумать он.
«Но сегодня я решительно объяснюсь с ней… Вот уже два дня, как я не могу застать ее дома… Сегодня она меня, вероятно, примет… Я ей выскажу все, я заставлю ее сказать решительное слово, любит ли она меня!? Я ведь не знаю даже этого!»
Он схватился за голову.
«Боже, Боже… Я прямо теряю всякое соображение… Что делает со мной эта женщина? Я не могу даже добиться от нее причины, почему она выбрала меня… Так быстро, так нелепо быстро… На мои вопросы она или не отвечает, или же отделывается ответом, равносильным молчанию: „Сама не знаю почему“. „Не ты, так другой“. Боже, как это мучительно, как невыносимо мучительно… Не знать, любит ли тебя женщина, которую ты держишь в объятиях, когда эти объятия составляют для тебя суть всей твоей жизни, когда ты чувствуешь, что ты только и живешь в них и для них».
В таком почти бессмысленном полубреду вылились бессвязные мысли его отуманенного страстью ума.
Он быстро оделся, вышел из дому и пошел привычной дорогой по направлению к Гороховой.
Это было в понедельник вечером, на другой день после приема Ирены Станиславовны государем.
С трепетным замиранием сердца дернул он за звонок.
— Дома?..
— Никак нет-с… Только что сейчас уехали, — сказал отворивший ему лакей.
Осип Федорович стоял молча перед полуоткрытой дверью.