Коронованный рыцарь
Шрифт:
— И прекрасно… Такова и должна быть девушка, этот цветок, растущий на воле и не изуродованный искусственным жаром теплиц… К сожалению, такие девушки теперь редки…
— А по моему этот цветок, не сожженный жаром теплиц, просто дура… Она никогда не сделает партии…
— Она выйдет по любви и будет счастлива…
— Тебе хорошо, когда у тебя мошна-то по швам расползается, говорить о счастьи, а попробовал бы с сотней-другой душ…
— Можно быть счастливым и при небольших средствах…
— Вот что,
— Я ничего никому не вбиваю, я говорю, что думаю…
— Я ведь знаю, что ты стоишь горой за Гречихина, но этому не бывать… Слышешь, не бывать…
— Слышу… Мне ведь от этого ни тепло, ни холодно… Жаль Полину, но ведь она не моя, а твоя дочь… Выдавай ее не только за турка, а хоть за китайца… — рассердился Иван Сергеевич.
— Идите в гостиную, начинают съезжаться… — вошла в кабинет Ираида Ивановна и тотчас же вышла.
— Вот что, брат, ты там не проболтайся на счет Кутайсова, я хочу им приготовить сюрприз…
— Хорошо, хорошо, мне что за дело.
— А может он и не приедет?
— Может…
— Нет, скажи серьезно… Ты его лучше знаешь.
— Шевальиха задержит если…
— Авось не задержит… — тревожным тоном заметил генерал, и поставив трубку, которую курил, ходя, на подставку, вместе с Иваном Сергеевичем вышел в гостиную.
Там уже было человек десять посторонних.
Гости принадлежали к числу военных, бывших сослуживцев майора, так внезапно сделанного генералом. Многие были тоже в отставке, а другие перешли в штатскую службу.
Три дамы и одна золотушная девица, одетые по последней моде, вносили разнообразие в мужское общество.
С дамами беседовала Ираида Ивановна, а с золотушной девицей — Зинаида Владимировна.
Кто, как мы, по праву бытописателя, видел ее за какие-нибудь полчаса в ее комнате, посмотрев на нее теперь, не узнал бы ее.
Это была совершенно другая девушка. Она придала своему лицу какое-то выражение неземного существа, мечтательной наивности — она сияла какою-то, казалось, неподдельною святостью. За это-то выражение Иван Сергеевич, давно раскусивший ее, и называл насмешливо «праведницей».
Генерал начал здороваться с гостями. Иван Сергеевич оказался знаком со всеми.
Мужчины окружили его и стали поздравлять. Обращаясь к нему, они называли его вашим превосходительством.
Это не ускользнуло от внимания Ираиды Ивановны и Зинаиды Владимировны.
Обе они подняли головы и прислушались.
— Вы кажется Иван Сергеевич за компанию с Владимиром в генералы произвели? — крикнула она.
— Да он и есть генерал… Разве вы не слышите, мы его поздравляем…
— С чем? — вмешался в разговор Похвиснев, подходивший к ручке дам.
— Как с чем. Разве вы не знаете? Он сегодняшним приказом назначен товарищем
— Вот как… Хорош друг… Мне хоть бы словом… — укоризненно покачал головою генерал.
— Я и забыл об этой неприятности, — засмеялся Дмитревский. — Да кроме того, ты меня так пушил в кабинете, что я не имел времени, если бы и помнил. Истинно по-генеральски распек…
— За что?
— Да так, у нас завязался философский спор о жизни… Мы ведь с ним всегда спорим…
Разговор перешел на приключения с Владимиром Сергеевичем и Дмитревским.
Оба, по просьбе гостей, рассказали подробно происшедшие с ними случаи.
— Он счастливее меня отделался… — окончил свой рассказ Иван Сергеевич. — Ему воздали почести и оставили в покое, а меня запрягли… Буду я уж в этих уделах не у дел…
— Ишь скромничаешь… Министром будет… — заговорили кругом.
Ираида Ивановна и Зинаида Владимировна стали глядеть на него более почтительно.
Одна Полина смотрела на «дядю Ваню» своим обыкновенным светлым, любящим взглядом.
Когда Иван Сергеевич отошел от группы мужчин, она тотчас подошла к нему.
— Поздравляю, дядя Ваня… Отчего же ты мне не сказал?
— Да право же забыл! Да и что интересного… Ведь оттого, что я стал товарищем министра, я не изменился и узоров на мне не нашили…
— Вот я тоже, сделайся сейчас хоть царицей, осталась бы такой же как я есть…
— Так и следует, человек должен быть прежде всего человеком…
— Диву я даюсь на Зину…
— Это на «праведницу»?
— Ты ее не любишь, дядя, а мне ее жаль…
— Жаль?
— Ей, вероятно, очень тяжело быть не тем, что она есть и вечно следит за собою… Если бы ты видел ее перед гостями у нас в комнате.
— Что же?
— Она совсем другая… Нет этих ни опущенных глаз, ни сдержанной улыбки… Она, напротив, горячая… резвая, капризная…
— Знаю, знаю… словом — «праведница».
— Я еще вот что хотела сказать тебе дядя…
— Что моя, растрепочка?
— Она ведь влюблена.
— В кого?
— В Виктора Павловича.
— Успокойся, голубчик, такие как она не влюбляются, они влюбляют только в себя.
— То есть ей хочется выйти за него замуж.
— Это другое дело…
В это время вошедший слуга торжественно доложил:
— Его сиятельство граф Иван Павлович Кутайсов.
Генерал и генеральша бросились встречать почетного гостя.
XX
АББАТ ГРУБЕР
Графу Ивану Павловичу Кутайсову — любимцу императора Павла Петровича, было в то время сорок три года. Это был видный, красивый мужчина, со смуглым, выразительным лицом, обличавшим его восточное происхождение.