Короткая память
Шрифт:
... — Я хочу, чтобы ты знал, отец, — председатель исполкома Фомин поддерживал под локоть старика Беляева, — не только у тебя, у всего города сегодня большое горе... С тобой, отец, мы все.
Степан Алексеевич вряд ли его слышал.
...Кудинов был опять рядом с Верой Михайловной.
— Где Игорь? — спросила она.
— Здесь, мама, — сказал Кудинов.
— Игорь! — тихо позвала она.
Кудинов обернулся. Беляева видно не было.
— Он идет, мама, — сказал Кудинов.
Она покорно пошла дальше.
—
Кудинов прижал к себе ее локоть.
— Игорь дома нас ждет, мама, — сказал он.
...Один, позади всех уходил от свежих могил Игорь Степанович Беляев.
У поворота на центральную аллею его ждал Терехин.
— Я сейчас... — сказал он жене.
— Олег!
Но остановить его она не успела.
Терехин уже подходил к Беляеву.
— Извините, — сказал он, — но я все время мучаюсь... У вас такое горе, а я показания против вас даю. — Беляев молчал, и Терехин взволнованно продолжал: — Только не подумайте, что спасаю свою шкуру. Ничего подобного! Как тогда было на мосту, так и говорю... Всю правду... Но если, — Терехин заторопился, — если что-нибудь не так, забыл, может, или не заметил, вы скажите! Я подтвержу следователю...
Беляев по-прежнему молчал.
Екатерина Ивановна издали со страхом смотрела на мужа.
Наконец Беляев поднял голову.
— Делайте что хотите, — сказал он и пошел прочь.
Терехин беспомощно глядел ему вслед.
Была ночь. Кудинов не спал, ходил по комнате.
Посмотрел на часы. Шел уже третий час.
Он подошел к дивану, взялся за его нижний край, потянул на себя, раздвинул.
Из ящика в головах Кудинов достал простыню, расстелил ее. Достал одеяло, подушку. Бросил их на диван. Достал свою ночную пижаму, коричневую, в светлую полосу. В ящике еще что-то осталось. Матвей Ильич наклонился, достал ночную пижаму Оли. Желтую, в синий горошек. Воротничок и рукава оторочены кружевом...
Кудинов стоял, рассматривал ее. Уткнулся лицом в мягкую теплую ткань и замер.
Стоял так долго, не шевелясь. Почти не дышал.
Потом отнял лицо от Олиной пижамы, посмотрел на расстеленную постель. Но не лег в нее. Придвинул к окну кресло, под ноги подставил стул. Устроился. И закрыл глаза.
Следователь Зубков был в кабинете городского прокурора.
— Значит, оба были трезвые? — спросил прокурор, немолодой мужчина в светлой украинской рубахе.
— Оба, — сказал Зубков.
Прокурор вздохнул.
— Может, Терехин с вечера глотнул все-таки?
— Вряд ли, — сказал Зубков. — В крови
Они помолчали.
За раскрытым настежь окном шумела летняя улица.
— Объясните, — сказал прокурор, — отчего загорелся «ВАЗ»? Такой сильный удар был?
— Скорее всего, не очень сильный. Но эти «ММЗ-555» нелепо устроены. Слева выступает бензобак. От удара его сорвало, и бензин хлынул на «Жигули».
— Значит, несчастный случай? — спросил прокурор.
— То, что бак сорвало, возможно... А столкновение произошло по вине одного из водителей.
— Почему вы так думаете?
— А как же иначе, Иван Васильевич? Ширина моста — шесть метров. Стало быть, при аккуратном движении машины свободно бы разъехались. Роковой неизбежности столкновения не было... Десятки машин проезжают там, и ничего, — добавил Зубков.
— Кто же из водителей виноват? — спросил прокурор.
— Пока трудно сказать.
— Ну а ваше предположение? — спросил прокурор.
Зубков пожал плечами:
— Все зависит от того, на чьей полосе произошло столкновение. Если на полосе Терехина, виноват Беляев. На полосе Беляева — виноват Терехин.
— Что говорит Терехин?
— Говорит, ехал по своей полосе.
— Похоже?
— Пожалуй... Правда, «жигуленка» развернуло от удара. Нужно восстановить его первоначальное положение.
— Экспертов привлекали?
— Рано, Иван Васильевич... Их сразу на место надо было вызывать... А этого не получилось... До ближайшей экспертизы сутки езды... На такой срок ведь не перекроешь движение через мост... Теперь уж подождем, пока соберется весь первичный материал.
Они помолчали.
— Что Беляев? — спросил прокурор.
— Твердит одно и то же: «Не хочу жить».
— А по делу что-нибудь показывает?
— Пока ничего. Двух слов от него не добьешься. В состоянии сильнейшей депрессии...
— Это можно понять, — сказал прокурор.
— Конечно, — согласился Зубков.
Они еще помолчали.
— Знаете, о ком я все время думаю? — спросил прокурор.
Зубков отрицательно покачал головой.
— Дочь и невестка у стариков погибли... И если теперь окажется, что в этой смерти виноват их же сын... Если после похорон дочери и невестки еще и сына суждено проводить в тюрьму... — Прокурор махнул рукой: — Лучше не дожить, Зубков.
— Конечно, Иван Васильевич, — согласился 3убков. — Что и говорить!
Прокурор встал, прошелся по кабинету.
— И сегодня... вот это... зависит от нас с вами, — сказал прокурор.
Зубков покачал головой.
— От меня лично ничего не зависит, Иван Васильевич, — возразил он.
— А от кого? — Прокурор остановился. — От меня, что ли?
— От объективных обстоятельств, — сказал Зубков. — Моя обязанность — установить истину... А уж какой она окажется, решать не мне...