Корректор. Книга вторая: Птенцы соловьиного гнезда
Шрифт:
– Что… что за фокусы? – сквозь силу выдавил Исэйка, не в силах, несмотря на плавающие перед глазами темные пятна, оторвать взгляд от омутов пламени.
– Никаких фокусов. То, что сидит перед тобой, человеком не является. Ты видишь фантом, сформированный специально для удобства общения. В нем нет ни одной живой клетки, и он может принимать любой потребный мне внешний вид. В нем все – лицо, тело, даже одежда – фальшивка. Овеществленная пустота, ничего более.
– Это… какой-то… фокус… – едва слышно пробормотал депутат. – Ты…
Он всем сердцем понимал, что это не фокус. Такое невозможно имитировать. Никакая голограмма не способна передать
– Не фокус, господин Исэйка. Реальность.
Огненные омуты медленно погасли, и лицо Дзинтона снова стало обыкновенным. Он встал и подошел к депутату вплотную.
– Дотронься до меня! – властно приказал он. – Ну же!
Словно во сне, депутат вытянул руку и кончиками пальцев коснулся груди собеседника, ощутив грубую дешевую ткань его пиджака. Тот резко наклонился вперед, и Исэйка почувствовал, что его рука пронизывает одежду и проваливается вглубь тела. Его ладонь словно загребла густой кисель, но когда Дзинтон выпрямился, в ней не осталось ничего. Дзинтон аккуратно, двумя пальцами, взял шейный шнурок депутата – и от материи поднялась тонкая струйка дыма.
– Это не фокус, господин Исэйка. И с этим тебе придется смириться. А теперь – назад к делу. Мое предложение остается в силе. Я даю время подумать: оно действительно в течение ближайших трех дней. Сегодня тринадцатое, но его можем не считать. Значит, до полуночи шестнадцатого числа ты должен сообщить о своем решении Эхире. Если не позвонишь ей до десяти часов ночи, ответ автоматически считается отрицательным.
– И что тогда? – пробормотал Исэйка, тщетно пытаясь собраться с мыслями.
– Для тебя? Ничего. Абсолютно ничего. Я не намерен как-то карать тебя за отказ. Вознаграждать, впрочем, тоже. Другое дело, что ты сам до конца жизни станешь жалеть о допущенной глупости, но это отдельный вопрос. На тебе свет клином не сошелся, ты всего лишь первый в ряду из восьми человек, и кто-то из них согласится наверняка. По ряду причин ты – наилучшая кандидатура, и мне хотелось бы, чтобы ты предложение принял. Но нет – так нет. На меня никто и никогда не работает по принуждению, прямому или же косвенному, и на долгие уговоры у меня тоже времени нет.
– Это радует… – слабо сказал депутат, безуспешно стараясь подпустить в голос саркастические нотки. – Скажи, господин Дзинтон, но что тебе от меня… от нас нужно?
– Абсолютно ничего, если не считать свежих мыслей, – хмыкнул Дзинтон. – Господин Исэйка, мы много столетий присутствуем в вашем мире. Мы могли бы полностью контролировать его, если бы пожелали. Но мы заинтересованы в том, чтобы вы жили и развивались сами по себе. Однако по ряду причин ваше общество весьма нестабильно и склонно к саморазрушению. Проблема постепенно изживается и лет через сто – сто пятьдесят сойдет на нет, но до того времени мы определенными мерами вынуждены поддерживать стабильность. Новый фонд – один из таких инструментов.
– Вы?…
– Моя раса называет себя Демиургами. Если примешь предложение, госпожа Эхира, которая станет твоим временным куратором, уполномочена передать тебе некоторый объем информации, полезной для понимания общей картины. Если нет… Возможно, когда-нибудь ты получишь доступ к досье "Камигами", хотя шансы на то исчезающе малы. А теперь я тебя оставлю.
Он пружинисто поднялся и пошел к двери. Депутат осоловело смотрел ему вслед, чувствуя во всем теле странную слабость. Уже взявшись за дверную ручку, Дзинтон обернулся.
– Помни – шестнадцатое число, полночь. Прощай, господин Исэйка.
Он приотворил створку и выскользнул в образовавшуюся щель, сквозь которую на мгновение прорвался шум толпы в большом зале. Депутат откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. То ли он сошел с ума, то ли… Он поспешно схватился за шейный шнурок. Пальцы нащупали корявые потеки оплавленной синтетической нити. Нет, не примерещилось. Ну ничего себе забежал переговорить! Пообщался этак запросто с каким-то богом, получил от него предложение, от которого откажется только полный дурак…
Так, спокойно, сказал он себе, подавляя истерический смешок. Начинаем решать проблемы в порядке их поступления. Хвататься за все сразу не станем. Первое – проверить, не обманул ли собеседник насчет внезапного завтрашнего совещания. Хм… Пожалуй, лучше Катасары для провокации никого не найти. Всегда в первых рядах любой интриги, и при том настолько глуп, что всегда оказывается марионеткой в чужих руках.
Он достал пелефон и набрал номер.
– Касатара? – осведомился он. – И тебе доброго вечера. Скажи, у тебя повестка завтрашнего заседания не завалялась? А то я случайно стер документ, причем безвозвратно, сейчас даже и не знаю, что делать – вечер, секретарь комитета недоступна, а подготовиться надо. Да нет, не беспокойся. Просто сбрось мне ее еще раз…
22.16.849, огнедень. Крестоцин, Первая городская больница
– Как самочувствие? – Карина бегло просмотрела текущую карту Мири и снова повернулась к нему.
– Совсем хорошо, – улыбнулся юноша. – Меня уже почти не тошнит, и голова не кружится.
– Ага, с кровью у тебя куда как получше стало, – согласилась Карина, постучав пальцем по блоку гемодиализа, который на эту неделю перевесили на другую руку. – Видишь, индикатор показывает, что нагрузка опустилась до средней. Ну, который желтенький. Организм у тебя постепенно справляется с выводом продуктов распада мертвых клеток. И температура уже невысокая, и кожа почти нормального оттенка. Ты выкарабкиваешься. Еще период – и тебя можно выпускать на свободу.
– Жду не дождусь! – белозубо улыбнулся юноша и тут же сладко зевнул. – А что ты сегодня так рано? Еще же и семи нет.
– Мири, – Карина отложила планшет, – я уезжаю.
– Надолго? – улыбка юноши поблекла. – А когда?
– Сегодня, Мири. И насовсем. У меня кончилась практика. Я же интерн-первогодок, не забывай. Мне еще доучиваться нужно и диплом получать. Не хотела тебе говорить раньше времени…
– Но Кара! – лицо юноши приняло растерянное выражение. – А как же я без тебя?
– Ты во мне больше не нуждаешься. Последние метастазы я выжгла в прошлый сеанс. Твой организм чист, что подтверждают и томограмма, и рентген, и мой сканер. Тебя долечат в мое отсутствие, во мне больше нет необходимости.
– Прости, Кара, – проговорил юноша. – Я не то сказал от неожиданности. Я знаю, что меня долечат. Просто… ну, я к тебе так привык. Расставаться не хочется. Ты еще вернешься в Крестоцин?
– Не знаю. Раньше следующей осени я не смогу сдать все экзамены. Я боюсь загадывать на год вперед, мало ли что случится.
– Очень надеюсь, что вернешься, – слабо улыбнулся Мири. Он протянул свободную руку и неловко сжал запястье девушки. – Кара, я твой должник. Навеки должник. Когда-нибудь я тебе пригожусь, даю слово. Не знаю, смогу ли сделать для тебя то же, что ты сделала для меня, но я постараюсь.