Коршун и горлица (Орел и голубка)
Шрифт:
— Мы и поедем в свое время, — он присел на краешек дивана, — Кадига, принеси халат и тапочки.
Сарита прислонилась к нему, будучи слишком смущенной и изможденной для того, чтобы удивиться тому, что они так странно ее одевают.
— Что случилось? — спросила она, наконец, когда Абул понес ее по лестнице. — Куда ты меня несешь?
— В мои апартаменты, где ты будешь у меня на глазах, — сказал ей Абул. — А когда ты поправишься, у нас с тобой будет очень важный и, возможно, неприятный разговор. Ты кое-что скрывала от меня и мне это очень
Слова Абула почему-то подействовали на Сариту успокаивающе. Если бы она должна была умереть, он не стал бы так разговаривать с ней.
— Ты думаешь, я выздоровлю, Абул?
Он посмотрел на нее сверху вниз. В глазах ее была боль и ужас, но в них была еще и вера, вера в него, в его суждения. Она была его единственным оружием против яда.
— Что за глупости, Сарита? Почему ты не должна выздороветь? Ты просто устала и подцепила какую-то инфекцию. Мухаммед Алахма вылечит тебя, и ты отдохнешь. Если бы ты раньше сказала о своем нездоровье, все не зашло бы так далеко.
— Но я не привыкла плохо себя чувствовать, — попыталась она объясниться, — я думала, что все пройдет. Не сердись на меня.
Он улыбнулся ей, а сердце наполнилось любовью и ужасом.
— Я действительно немного сержусь, но ты заслужишь прощение, если будешь следовать в точности врачебным предписаниям и тогда поправишься.
И он дотронулся губами до ее лба, холодного как лед.
— Я могу идти сама, — сказала она, опусти меня, и увидишь, что я вовсе не так уж больна.
— Нет.
У Сариты не было ни сил, ни желания спорить.
С приходом Абула ее покинуло ужасающее чувство одиночества и страх смерти.
Когда калиф пришел в свои апартаменты, Мухаммед Алахма уже ждал его в приемной.
— Мой господин калиф, — поклонился почтенный врач, почти касаясь пола бородой, — чем я могу вам служить?
— Пойдем, и я объясню тебе, — Абул внес Сариту в свою спальню и положил ее на диван, тихо велев Кадиге остаться с ней пока он поговорит с врачом.
— После у врача будут к тебе вопросы, — добавил он.
— Но почему? — начала было Сарита, но смолкла, потому что сердце ее снова зачастило. Абул смотрел на нее, видя, что она изо всех сил старается перенести вновь охватившую ее боль.
— Ты не можешь помочь ей? — спросил он Кадигу. Женщина закусила губу и покачала головой, но все же наклонилась и слегка приподняла Сариту, просунув руки ей под спину.
— Что у нее внутри? — резко спросил врач.
Он подошел к дивану без приглашения и теперь смотрел на то, как Сарита борется с болезнью.
— Неизвестно, — Абул жестом велел ему отойти. — Я скажу тебе то, что знаю.
Мухаммед Алахма выслушал его со всей серьезностью. Потом Кадига рассказала ему о симптомах, о медленном течении болезни, о быстром и неожиданном ухудшении.
— У вас есть сосуд, в котором была отрава?
Кадига сходила за ним в башню и отдала в руки врачу. Тот перелил содержимое сосуда в блюдо, понюхал его, поднес к свету и снова покачал головой.
— Я ничего не могу об этом сказать, но знаю, господин калиф, подобные яды, и на этой стадии надежда на выздоровление очень мала.
Сердце Абула сжалось — сжалось, как лимон, из которого выдавливают сок, и в вены ему устремился горький сок потери.
— Вы должны что-то сделать, — сказал он. — Я не верю, что нет никакого средства. Должно быть что-то, что вы можете ввести ей, с тем чтобы обезвредить яд.
Мухаммед Алахма подумал, что еще минуту, и он схватит старика за горло и вытряхнет из него ответ.
— Иногда, — сказал, наконец, врач, — бывают вещи, которые могут в таких случаях помочь, но я не знаю, что ей дать, если мне неизвестна природа яда. Назовите мне яд, мой господин калиф, и, может быть, я смогу что-нибудь сделать.
Абул стоял, не двигаясь с места. Он чувствовал, как испугалась Кадига. Только один человек мог сказать, какой именно яд дали Сарите. Это означало, что он должен действовать немедленно и без оглядки на последствия, но иного выбора у него не было.
— Я назову вам его, — сказал он.
Он послал за визирем, который выслушал его указания с полнейшим самообладанием: в сераль должны были войти вооруженные люди с тем, чтобы привести Айку в зал суда.
Абул вернулся в свои апартаменты, туда, где врач осматривал Сариту, которая лежала, задыхаясь и в холодном поту.
— Я приготовлю рвотное, — сказал Мухаммед Алахма калифу. — Оно будет способствовать выведению яда из желудка, но это все, что я могу сделать для больной, пока не узнаю названия яда.
— Я быстро назову его, — решительно заявил Абул. — Кадига, позови Зулему, чтобы она помогла тебе.
Зулема пришла уже через несколько минут, и Абул оставил женщин и лекаря, а сам пошел в маленькую мечеть, «чтобы приготовить себя к тому, что он должен был сделать.
О прибытии в гарем солдат сообщила встревоженная служанка, увидевшая их из нижней залы. Женщины перестали болтать, забросили свои занятия и в спешке бросились укрывать лица, переглядываясь друг с другом в страхе от этого неожиданного визита. Единственными мужчинами, когда-либо посещавшими гарем, были только визирь и калиф. Встав по стенкам, женщины с ужасом смотрели своими подведенными глазами на то, как в зал врываются солдаты в остроконечных шлемах, с кривыми ножами на поясах.
— Где госпожа Айка? — разорвал тишину голос старшего офицера.
Сначала ему никто не ответил, но потом одна из них сказала:
— Госпожа Айка еще не спускалась сегодня из своих апартаментов.
Офицер обратился к служанке, которая смотрела на все это широко открытыми глазами.
— Проводи нас в апартаменты госпожи.
Женщина поспешила указать им на дверь, ведущую в палаты Айки.
— Доложи о нас! — несмотря на приказ, офицеру не очень-то хотелось беспокоить госпожу. Но женщина еще не успела постучать, как дверь открылась, и на пороге ее появилась Нафисса.