Кошка Фрося и другие животные (сборник)
Шрифт:
За все время, пока мы с ней общались, я на нервах связала пятиметровый шарф. А потом она ушла, так как почувствовала, что привязывается. Написала записку, что она интимофоб и я сама во всем виновата. Просила складывать журналы в туалет, а майонез оставлять на столе, можно прямо в банке. Я написала, чтобы она сама катилась подальше. Так у нас завязалась переписка. «Если Джонни зайдет, не говори ему, где я, хорошо?» – писала мне крыса. «Хорошо, – отвечала я, – одевайся теплее, в подвале холодно». И укладывала рядом с майонезом шарф. Кот от ужаса превратился в русский голубой табурет. «Спасибо огромное за шарф, – писала крыса, – очень вкусно». «На здоровье, – отвечала я, – таблетки от изжоги в верхнем ящике стола».
А потом мы с котом скоропостижно съехали с той квартиры,
– Зубы хороши, ими можно легко вспахать поле, – заглядывает муж через плечо. – А шарфики у тебя вкуснее получаются.
Я говорю:
– Да уж, судя по скорости, с которой ты их жрешь. Опять потерял?
– Стащили, – оправдывается муж.
Шпицы в этот момент чавкают чем-то очень вкусным.
Про стресс
Кошка Фрося часто в стрессе. Это и понятно – звезда. А когда ты звезда, то неадеквата вокруг сразу в разы больше. И тогда – избушку на клюшку, а мы с Фросей едем в «Ашан» за терапией. Говорю:
– Встретимся в овощном.
И Фрося ходит анонимная, и ее толкают тележками в попу, но не со зла. Фрося любит пойти в рыбный и понаблюдать, как убивают карпов. Карповая коррида увлекает. Где еще в реальности увидишь, как молотком по башке? Развлечение не для неврастеников, зато хорошо снимает стресс нормальным кошкам и начинающим маньякам. Можно даже попросить завернуть и, если кто-то сильно достал, убить на досуге самой. «Жаль, что в продаже нет мышей, – говорит Фрося. – Я бы взяла дюжину горячего копчения».
А те, кто с личностными проблемами, сразу проходят в заморозку, выбирают креветки, по десять минут смотрят на третью в пятом ряду и пытаются представить, как она приняла смерть и что бывает тем, кто съел святую креветку. И так скорбят весь путь от сковородки до унитаза. И дают себе клятвы. А потом снова едят вкусные креветки и шепчут: «Господи, опять!» Я согласна, есть креветки ужасно грустно. У них такие печальные глаза.
Гораздо проще обстоят дела с филе минтая. Невозможно определить, где филе, а где минтай. Приходится верить табличке и мужчине в пластиковом халате с бензопилой.
– Отпилите нам два кэгэ, – скорбно просят неврастеники. – А это точно минтай? А где у него глаза?
Неврастеникам всегда нужно заглянуть своей жертве в глаза. И может, даже влюбиться и потом страдать.
– Он два дня плавал у меня в ванной, – рыдает подруга в трубку. – Мы почти поженились. Я купила ему тапочки.
Фрося не такая. Женское сердце очень жестокое. И в глаза креветкам Фрося не смотрит. Она просто идет и покупает творожные кольца. И говорит: «Хочешь?»
А все знают, что за творожные кольца я могу продать двенадцать родин. «И сосисок взяла, если ты не против, – говорит Фрося. – И туалетной бумаги в ромашку. Люблю ее убивать».
Гостевое
Гости нам не страшны, ведь у нас тут зверинец. Мы всегда зовем в гости пачкой по двое, чтобы замкнуть их друг на друге и у них образовалась общая электрическая цепь. Гости приезжают, и на них сразу нападают шпицы. Это страшно. Ведь более любвеобильных собак я и сама не встречала. И гости смотрят на нас с лицами «спасите!».
Хорошо, если гости привозят с собой собачий ген. Или кошачий. В этом месте у нас тоже хороший ассортимент. Мы можем показать, как котята Чучи душат на веранде бульон. За дополнительную плату Фрося может спеть гостю песню счастья, аккомпанируя себе когтями на теле слушателя. Иногда приезжают гости с человечьим геном. Мы говорим: «Сумки и обувь повыше. У нас сезон охоты». Такие гости застенчивые. Они ходят по стенке, уворачиваясь от любви.
У зверей режим. Они спят прямо на гостях с собачье-кошачьим геном. А для гостей с человечьим есть караоке. А когда не было, муж говорил: «Мне надо пойти проверить насос в колодце». Насос у мужа хороший. Его надо постоянно чинить. Потом приходит и говорит: «Все ужасно, я поехал в магазин за хренью». Приезжает через два часа с хренью и полным багажником продуктов. А я уже весь курс органической химии пересказала. Никакая, короче. А он смотрит на тазик мяса и говорит: «Что-то у вас мяса мало, пойду на улицу дожарю». Шпицы уходят с ним. И у нас потом вагон жареного мяса и я на грани безумия.
С караоке проще. Оно способствует сворачиванию и разворачиванию души. Даже у незверолюбов. Почти все люди привыкли выражать свои чувства песнями. Зайди на любую страницу в фб, и по набору песен ты поймешь, что творится в душе у владельца. Сначала все поют про любовь, мол, она ему говорит, он отвечает, или наоборот. Потом градус повышается, и начинают петь про секс, как правило, группой. И даже выхватывают друг у друга микрофон. Оказывается, у людей все мысли об этом.
Раньше мы играли в скраббл. Агрессивная игра. Особенно когда за одно слово тебе светит девяносто очков. Тогда вообще могут убить. В крокодила я поиграла один раз, и меня попросили. До сих пор не знаю, как мне пришло в голову загадать слово «коллаборационист».
– Как ты думаешь, они живы? – спросил муж, оглядывая спящих мертвецким сном гостей.
Я говорю:
– Не знаю, но теперь точно приедут только после свадьбы. Своей.
За мужество
Когда мужа нет дома, я всегда занята. То кран сорвет, то посудомоечная машина сломается или принтер не хочет ничего распечатывать. И он приезжает, а я в посудомойке сижу и реву. Или вся в принтерных чернилах сопли на кулак наматываю. Он мне говорит:
– Зачем ты все это пытаешься чинить?
А я рыдаю и думаю: «Конечно, тебе хорошо, ты ведь не был не замужем».
Раньше, когда я еще была не замужем, у меня была старая машина «Форд». И мы с подругой на ней зимой поехали в другой город. Едем, и вдруг мотор перегрелся. Я говорю:
– Ничего, сейчас печку врубим посильнее, и все будет хорошо.
Врубила, едем. Мужики из соседних машин ручками машут. Конечно, мы в трусах едем. Жарко. Я смотрю на стрелочку, а мотор сейчас кони двинет, вот-вот закипит. Остановились, я вышла, капот открыла, а там патрубок радиатора порвался и весь тосол вытек. И мужчины все останавливаются, а нам колесо не надо менять. Говорят:
– Извините, девчонки, у нас жены в машинах. Никак нельзя вам помочь.
У подруги глаза квадратные, в них слезы стоят, коленки одна на другую набегают, и мини-юбка делает жалкие попытки растянуться хотя бы до середины бедра.
Я говорю:
– Не ссым, ассистент. Скальпель, тампон, зажим. Будем интубировать.
Достала инструменты, и у меня мысли в голове тыгыдымскими конями скачут: «Мать моя, что я делаю?» И страшно так, но замерзнуть-то страшнее. Да и вечереет как-то стремительно.
Я говорю подруге:
– Фонарик в телефоне, свети ровнее. Я его снимаю. Тебе не в хирурги надо было идти, а в плакальщицы. Так, нам повезло, разрыв рядом с основной артерией, отсекаю пораженную часть. Скальпель на десять мне.
Подруга завыла еще гаже. Я говорю:
– Соединяю патрубок с помпой, хомутик, пожалуйста. Соединила, лей тосол в бачок, старайся без воздушных пробок. Завожу, все отошли от пациента.
Подруга смотрит на меня как на сумасшедшую. Я говорю:
– Доктор Грей, садись в машину, а то у тебя сопли к дороге примерзнут.
Подруга говорит:
– Откуда ты это все знаешь?
Я говорю:
– А я и не знаю. Я просто не замужем.
Муж на море посадил машину в песок. У меня сразу в голове миллион вариантов по спасению обеда, к которому мы опаздываем. Я сразу раскорячилась как незамужняя, косу подоткнула, говорю:
– Нужны доски, будем подкладывать и толкать. – И сразу бегу искать доски. На море, ага.
Муж стоит, лыбится, как сайка в жопе, и ни с места. Злит меня, короче. Говорит:
– Телефон мне из машины принеси и иди отдохни.
И я стою, как дура незамужняя, вся растопырилась, рукава закатаны, реветь приготовилась от ненайденных или неудачных досок. И как зарыдаю. От счастья.