Кошка на раскаленной крыше
Шрифт:
Мей: Я только...
Большой Па: Да, ты только шпионила за нами!
Мей (плачет): Ох, Большой Папа, как вы несправедливы к тем, кто вас действительно любит!
Большой Па: Замолчи! Замолчи! Замолчи! Я переведу вас с Гупером из соседней комнаты в другую. Не ваше собачье дело, сто происходит между Бриком и Мэгги. Устроили за ними слежку по ночам, а потом докладываете матери, а та приносит все мне. Черт возьми, я заболеваю от этого наушничества и сплетен.
Мэй закатывает глаза, протягивая вперед руки, как бы взывая к небесам по поводу несправедливых обвинений; затем вытирает нос платком и выскакивает из комнаты.
Брик (стоя у бара): Они действительно следят за нами?
Большой Па: Да, следят и докладывают
Брик: Подливаю виски.
Большой Па: Я вижу, виски для тебя стал серьезной проблемой?
Брик: Да. Это так.
Большой Па: Из - за этого ты бросил работу спортивного комментатора?
Брик: Это точно. Думаю, да. (Выпивает виски и любезно улыбается отцу.)
Большой Па: Нечего думать... Послушай, что я тебе скажу. Да не смотри ты на эту проклятую люстру. (Пауза. Голос Большого Папы становится хриплым.) Мы купили ее еще с каким - то хламом на распродаже в Европе. (Пауза.) Самая важная штука на свете, поверь - это жизнь. Все остальное не имеет смысла. А человек, который пьет, пускает свою жизнь на ветер. Не делай этого. Держись за жизнь. Все остальное не имеет смысла. Сядь поближе, чтобы можно было говорить спокойно. Здесь стены имеют уши.
Брик (идет, опираясь на костыль, и садится на тахту): Хорошо.
Большой Па: Перестань пить!.. Отчего это началось? Ты что, разочаровался в чем - то?
Брик: Не знаю. А ты знаешь?
Большой Па: Брось кривляться!
Брик (любезно): Хорошо, бросил.
Большой Па: Брик!
Брик: Что?
Большой Па (глубоко затянувшись сигарой, вдруг испытывает страшную боль. Подымает руки ко лбу): Тьфу!.. Ха! Ха! Слишком сильно затянулся, и вдруг голова закружилась. (Раздается мелодичный бой часов на камине.) Почему, черт возьми, людям так трудно говорить друг с другом, особенно близким людям?
Брик: Да... (Вновь раздается бой каминных часов. Бьет десять): Красивый звон. Мирный. Люблю слушать его по ночам. (Уютно разваливается на тахте.)
Большой Папа садится прямо и твердо с невысказанной тревогой; напряженно разговаривает с сыном, украдкой поглядывая время от времени слегка смущенно.
Большой Па: Эти часы мы купили с мамой, когда однажды летом поехали в Европу по идиотскому туру Кука. Отвратительное было путешествие. Кругом одни проходимцы, и все куда - то мчатся... А мать, куда бы мы ни приехали, всюду бегала по магазинам и покупала, покупала, покупала. Половина всего хлама, что она накупила, до сих пор валяется в ящиках по подвалам, которые залило прошлой весной. (Смеется.) Европа - это огромный аукцион, вот что такое. Дешевая распродажа антиквариата. К счастью, я богатый человек. И мне плевать, что половина купленного там барахла гниет по подвалам. Да, я богатый человек, я действительно очень богатый человек, Брик. (Его глаза зажигаются на мгновение.) Знаешь, сколько я стою, Брик? Угадай! (Брик неопределенно улыбается и пьет виски.) Около десяти миллионов наличными, золотые слитки и двадцать восемь тысяч акров богатейшей земли! (Шум и треск. Ночное небо озаряется сверхъестественным зеленоватым светом. Это фейерверк. Дети пронзительно вопят на галерее.) Но купить себе жизнь на это нельзя. Ее не продлить, когда она подходит к концу, не выкупить. Ее нельзя купить ни на одной распродаже, ни в Европе, ни в Америке. Это трезвая мысль, очень трезвая. Я без конца ее прокручивал последнее время... Я стал мудрее и печальнее, Брик, после того, как пережил свою собственную смерть и вернулся к жизни. Знаешь, что я запомнил в Европе?
Брик: Что ты запомнил?
Большой Па: Холмы на окраинах Барселоны, и на них стаю голодных ребятишек. Голые, в чем мать родила. Как голые собачонки, они с воем бросались на прохожих и просили милостыню. А по улицам Барселоны расхаживали откормленные священники. Жирные, сытые! Я один мог бы прокормить всю эту страну, у меня бы хватило денег. Но человек - животное, которое любит только себя. Я швырял вопившей детворе монетки и разбросал, наверное, больше, чем стоит обивка одного из кресел, на котором ты сидишь... Черт возьми, я швырял им деньги, как швыряют пшено цыплятам, чтобы избавиться от них, только бы скорее добраться до машины и уехать. А в Марокко... там проституцией начинают заниматься с четырех или пяти лет. Я не преувеличиваю. Помню, в Маракеше, есть такой арабский городок, было дьявольски жарко. Я присел на развалинах какой - то стены выкурить сигару. На дороге стояла женщина и смотрела на меня, смотрела так, что я застеснялся. Она стояла в пыли, в жаре и смотрела на меня. Слушай, слушай. С ней была маленькая девочка, голенькая, едва начавшая ходить; так вот, она ее поставила на землю, подтолкнула с что - то прошептала ей. И эта крошка, едва начавшая ходить, заковыляла ко мне... Бог мой, меня тошнит, как только вспомню это. Малышка протянула ручонку и пыталась расстегнуть мне брюки. А ей пяти не было. Можешь поверить? Я помчался в отель и заорал твой матери: "Ида, собираемся! Мы уезжаем к чертям из этой страны..."
Брик: Па, ты что - то разговорился на ночь.
Большой Па (игнорируя его реплику): Да. Вот так. Человек - животное, которому суждено уйти на тот свет. Но мысль о том, что сам он умрет, не пробуждает в нем жалости к другим. Нет... Ты что - то сказал?
Брик: Протяни мне костыль, чтобы я мог встать.
Большой Па: Куда ты собираешься?
Брик: Хочу совершить маленькое путешествие к источнику "Эхо".
Большой Па: Это куда?
Брик: К бару.
Большой Па: Да, малыш. (Протягивает ему костыль.) Человек - это зверь, который подыхает. Но если у этого зверя появляются деньги, он начинает покупать, покупать, покупать. Я думаю, единственная причина того, что он покупает все подряд - это безумная надежда купить себе вечную жизнь... Увы, это невозможно... Человек - это зверь...
Брик (у бара): Па, ты сегодня в ударе.
Пауза. Слышны голоса.
Большой Па: Последнее время я больше молчал. Не говорил ни слова. Сидел, уставившись в одну точку. Во мне все словно застыло. Но сегодня я вздохнул свободно. Вот я и говорю без конца. И небо совсем сегодня другое...
Брик: Ты знаешь, что я люблю слушать больше всего на свете?
Большой Па: Что?
Брик: Тишину.
Большой Па: Почему?
Брик: В ней столько покоя.
Большой Па: Эх, дорогой! Ты еще наслушаешься ее в могиле. (Похохатывает.)
Брик: Что ты еще хочешь мне сказать?
Большой Па: Почему ты хочешь, чтобы я заткнулся?
Брик: Я часто слышал от тебя: "Брик, я хочу поговорить с тобой". Мы начинаем говорить, но серьезного разговора не получается. Ты сидишь в кресле и болтаешь о том о сем, я делаю вид, что слушаю. Пытаюсь делать вид, что слушаю, но не слышу. Людям всегда трудно друг с другом. Во всяком случае, нам с тобой. Может быть, потому, что нечего сказать...
Большой Па: Подожди минутку, Я хочу закрыть дверь. (Закрывает двери на галерею, будто собирается сообщить ему важный секрет.) Знаешь, я думал, что у меня рак, и носил в себе свою тайну, не визжал, как свинья, хоть у нее есть одно преимущество.
Брик: Какое?
Большой Па: Неведение. Свинья не знает, что умрет, а человек знает. И поэтому обязан сжать зубы. (Вдруг скрытая жестокость овладевает им.) И нести свою тайну в себе, если он человек. Удивительно, если...
Брик: Что, Па?
Большой Па: Слушай, а не повредит ли стаканчик виски спастическому колиту?
Брик: Нет. Только пойдет на пользу.
Большой Па (ухмыляется, как волк): Брик, тебе все равно не понять! Я снова вижу небо! Господи, солнце вновь засияло над головой!