Кошка в сапожках и маркиз Людоед
Шрифт:
Я подняла голову и увидела Дайану – она стояла возле церковной изгороди, шагах в пятидесяти от нас, и, конечно же, прекрасно видела наши забавы в сугробе. Заметив мой взгляд, она, круто развернулась и бросилась бежать. Только замелькали каблучки зимних сапожек под серой юбкой с голубой каймой.
Огрест не заметил Дайану, и весь путь обратно до замка держал меня за руку, а к вечеру принесли записку от Лиленбрука – он сообщал, что слуга Миттеранов Робер Рисби был пойман и отправлен под стражу в местную тюрьму, дожидаться суда.
Мне предстояло поддержать обвинение, а Ноэлю – выступить свидетелем.
Разумеется, в суд мы с милордом Огрестом отправились вместе, а возле здания суда я невольно замедлила шаг. Казалось, весь город собрался здесь!..
– Что это? – испуганно спросила я.
– Зрители, - пожал плечами Огрест, но я видела, что он тоже был недоволен. – Суд у нас открытый, прийти на заседание может любой, вот они и пришли. Не каждый день в Шанталь-де-нэж нападают на благородных девиц.
– И мне надо будет говорить при всей этой толпе?! – я схватила его за руку, раздумывая, не сослаться ли на внезапную болезнь, чтобы сбежать.
– Кэт, надо это сделать, - произнёс Огрест и ласково погладил меня по тыльной стороне ладони. – Вы всегда были за справедливость и прямоту, не отступайте сейчас.
– Вы правы, - согласилась я и отпустила его руку.
Но, судя по всему, нежное поглаживание не осталось незамеченным, потому что когда мы поднимались по ступенькам, я услышала позади шепоток:
– Говорила же, они скоро поженятся. Это же видно, дорогая! Говорят, он так её ревнует, что сопровождает везде. Даже к Лиленбруку на праздник не пустил. Бедная девочка…
– Бедная? – ответил другой голос. – Да вы в уме ли, милочка? Она станет маркграфиней, и к её услугам все его капиталы. Ради этого можно и дома посидеть.
Я резко обернулась, чтобы увидеть сплетниц, но позади стояло столько дам и девиц, что невозможно было определить, кто говорил эти глупости. Зато я увидела Дайану – она стояла немного в стороне от толпы и почему-то без своей верной свиты в лице Терезы и Ринальдины. Иней пушился на золотистых прядях, задорно торчавших из-под шапочки, но лицо у барышни Миттеран было совсем не задорным. Она смотрела на меня, и взгляд у неё был убийственный. Если бы взглядами, конечно, можно было убивать.
Но Огрест уже распахнул передо мной двери, и я прошла в зал суда, где за длинным столом восседал судья – важный, хоть и в растрёпанном парике. Маркграф сел рядом с судьёй, по другую сторону расположился Лиленбрук, а мне полагалось занять место на скамье в первом ряду.
Горожане заходили следом, некоторые занимали последние ряды, но большинство остались стоять возле стены. Я почувствовала себя особенно одинокой. Словно это меня собирались сейчас судить. Но милорд Огрест поймал мой взгляд и ободряюще кивнул.
Сразу же позади послышался взволнованный шепоток. Не я одна заметила поддержку милорда.
Я не оглядывалась, но когда услышала совсем рядом шорох ткани – не выдержала и обернулась. На скамью сразу позади меня села Дайана Миттеран. Больше никто не осмелился сесть так близко.
– Зачем вы здесь, Дайана? – спросила я, даже не понизив голос.
– Хочу поддержать вас, барышня Ботэ, - сказала она, невинно распахнув глаза. – Все только и говорят о нападении. Но не бойтесь, я вас не осуждаю и полностью на вашей стороне.
Она меня не осуждает! А за что, скажите на милость, меня осуждать?
Я собиралась сказать ей что-нибудь вроде «считаете, это я напала на вашего работника?», но тут завели преступника. Он выглядел не так страшно, как показалось мне на дороге. Обычный деревенский парень, очень похожий на Бастиана, нашего кузнеца, с которым мы в детстве дрались и ловили раков на озере, и который в мой последний приезд пытался за мной ухаживать.
Грубоватое лицо было не свирепым, а замкнутым и… несчастным. Светлые волосы топорщились соломой, а уши – уши были на месте. Не отморозил, когда убегал без шапки.
Судья начал допрос, выясняя у обвиняемого – при каких обстоятельствах и зачем тот напал на меня. Но парень ничего не отвечал. Просто сидел молча, уставившись в пол.
Горожане, которые пришли поглазеть на процесс, волновались всё больше. Они обсуждали происшествие уже не стесняясь в эмоциях и выражениях, и судья сделал зрителям замечание, потребовав тишины, но его никто не слушал, и люди шумели всё громче.
В это время обвиняемый вдруг посмотрел в мою сторону. Это был быстрый взгляд, но я заметила. И заметила, что смотрел парень совсем не свирепо, а как… больная собака. Точно так же смотрел на меня Бастиан, когда мы в далёком детстве воровали яблоки в саду у старосты. Бастиана поймали, а я успела убежать. Но этот слабак меня выдал, только ему пригрозили крапивой. И когда староста пришёл к нам на мельницу жаловаться, Бастиан смотрел на меня точно так же. Просил взглядом прощения.
Значит, работник Миттеранов тоже просил у меня прощения?.. Но нет, он смотрел не на меня… Он смотрел мимо…
Обернувшись, я успела заметить улыбку на губах Дайаны. Улыбка была мимолётной, почти неуловимой – но совсем не нежной. Дайана улыбалась с чувством собственного превосходства, со злорадством.
– Это ведь вы натравили на меня вашего слугу, - выпалила я. – Вы хотели, чтобы он меня убил?
Сдобное личико Дайаны досадливо дёрнулось, а потом она прошипела:
– От этого все бы только выиграли!
– Чем я вам так насолила, что вы решили меня убить?
Судья, наконец, добился тишины, предварительно стукнув несколько раз деревянным молотком.
– Обвиняемый! – рявкнул судья. – От вас будут хоть какие-то пояснения?
Но даже если бы Робер начал каяться во всех грехах, я всё равно бы его не услышала, потому что в это время Дайана облокотилась о спинку моей скамьи и нашёптывала мне на ухо:
– Сядьте прямо, барышня Ботэ, и смотрите на судью. Он же ради вас старается. И милорд Огрест так приветливо вам кивает. Конечно, мужчины теряют голову при виде милой мордашки, это всем известно. Но вам всё равно никто не поверит, если вы расскажете обо мне. Потому что для обвинений мало красивого личика. И Робер будет молчать, он так мне предан, глупыш… Кстати, имейте в виду, я не настолько кровожадна, чтобы вас убивать. Он бы просто вас изуродовал. Тогда Ноэль посмотрел бы на вас по-другому.