Кошка в сапожках и маркиз Людоед
Шрифт:
– Бонна? – переспросила я, разматывая шаль, в которую была по уши закутана Марлен.
– Сестра, - пояснила Надин, смущённо. – Жозефина. Она старше и вырастила меня, я всегда звала её бонной - нянюшкой.
– Понимаю, - я сняла пальто и шапку, и мы с Марлен прошли в небольшую гостиную, где жарко горел камин. – Госпожа Броссар заботилась о вас с детства?
– С младенчества. Она старше меня на шестнадцать лет, - ответила девушка, пододвигая к камину стулья. – Садитесь поближе к огню, вы замёрзли, наверное. В таких сапожках у нас не ходят, - она опять позволила
– Не откажемся, - ответила я и за себя, и за Марлен. – И ещё мы принесли очень вкусный торт. Надеюсь, он понравится и вам, и госпоже Броссар.
Пока Надин заваривала чай и разрезала торт на куски, я весело болтала, держа Марлен на коленях:
– Вообще-то, мы пришли ещё вот по какому поводу… Марлен нужен тамбурин. Вы не знаете, у кого можно его взять? В нашем оркестре просто необходим тамбурин, а у малютки – прекрасное чувство ритма!
Надин тут же вспомнила трёх или четырёх подруг, у которых можно было взять этот маленький барабанчик со струнами, и согласилась сегодня же сходить к ним, чтобы попросить музыкальный инструмент.
– Уверена, они не откажут племяннице месье маркиза, - увлечённо говорила я, - и сами могут поучаствовать. Кстати, я была удивлена, что многие не захотели прийти сегодня в замок, а ведь было так много желающих…
– Боюсь, кое-кому это не понравится, - уклончиво сказала Надин, разливая чай.
– Месье маркизу? – невинно переспросила я. – Нет, он согласился, и будет рад видеть гостей. Барышня Миттеран поговорила с ним, и дело сделано.
– Да, Дайана умеет убеждать, - пробормотала девушка.
– Поэтому завтра мы ждём всех, кто захочет музицировать, - я широко улыбнулась и взяла чашку, отпивая глоток. – Чудесный чай! Я сразу согрелась.
Чтобы Марлен не заскучала, ей отдали корзинку для рукоделий, и девочка тут же занялась лентами, блестящими пуговицами и бархатными лоскутками, напевая ту самую песенку, которую мы разучивали утром.
– Она очень изменилась, - вполголоса сказала Надин. – Никогда не видела её такой спокойной и радостной.
– Думаю, тут во многом – заслуга вашей сестры, - заметила я.
– Бонна очень любит Марлен, - согласилась Надин, - и очень беспокоится за неё… - тут она замолчала и совсем смутилась.
– Беспокоится, потому что я появилась рядом? – мягко поинтересовалась я. – Вы тоже считаете, что я могу навредить девочке?
– Нет, что вы, - Надин испуганно вскинула на меня глаза. – Я уверена, что у вас только добрые побуждения…
– Но?.. – подсказала я, потому что она опять замолчала.
– У нас совсем другой город, не как столица, - Надин заговорила вдруг ровно и без запинки, словно читала книгу. – Эта земля слишком сурова, чтобы дарить радость. Здесь надо выживать, быть сильным и уповать на волю небес. Наша жизнь нелегка, и нам некогда веселиться. А вы… вы пришли из другого мира. Вы не знаете что такое нужда, холод, голод. Вы привыкли жить легко, поэтому везде видите только хорошее. Но жизнь – она гораздо сложнее, поэтому нельзя относиться к ней легкомысленно.
– Что за странные рассуждения, - я не удержалась и передёрнула плечами. – Смех и радость для того и даны небесами, чтобы мы не унывали и становились сильнее перед жизненными трудностями. И вы не знаете моей жизни, чтобы говорить обо мне такое. Уверяю, мне известно о трудностях не понаслышке.
– Простите, - сказала она искренне, - но по вам видно, что вы далеки от нас.
– Ох уж эти красные сапоги! – я картинно схватилась за сердце.
Марлен хихикнула, и Надин засмеялась вместе с ней – сначала тихо и несмело, потом громче.
– Что за веселье? – раздался вдруг строгий голос госпожи Броссар, и она сама появилась в гостиной, снимая на ходу перчатки. – Барышня Ботэ пожаловала? – она смерила меня взглядом от макушки до кончиков моих сапог. – Заметно. Сразу – хохот до потолка.
– Они ищут тамбурин, - виновато сказала Надин, вставая, чтобы принять шубу у госпожи Броссар. – Ты знаешь? Барышня Ботэ хочет составить оркестр. Дайана, Ринальдина и Тереза тоже…
– Не сомневаюсь, что это была идея барышни Ботэ, - перебила её госпожа Броссар, почти слово в слово повторив фразу, брошенную милордом Огрестом. – Какие идеи посетят вас завтра? Устроите пляски на главной площади?
– Давайте не будем торопить события, - сказала я миролюбиво. – Наступит завтрашний день – тогда и подумаем о нём. А пока – угоститесь тортиком? Я испекла его именно для вас. Это «Винартерта», его ещё называют «Полосатая леди». Очень вкусно, - я развернула блюдо с тортом, чтобы госпоже Броссар лучше были видны чёрно-белые слои.
– Да, очень вкусно, - поддержала меня Надин. – Попробуй, Бонна.
Но с госпожой Броссар творилось что-то непонятное. Она побледнела, как полотно, и схватилась за сердце, но это было совсем не дурачество. Надин уронила шубу и бросилась к сестре, поддержав её, потому что она пошатнулась.
– Что с тобой? – Надин усадила сестру на стул, тревожно заглядывая ей в лицо. – Тебе нехорошо?
Госпожа Броссар не ответила. Она смотрела на торт, не отрываясь, и по её щекам текли слёзы. Настоящие слёзы.
И то, что вот этот сухарь плакал, как живой человек – это было удивительно. Но ещё удивительнее, что госпожа Броссар плакала из-за торта. Чем ей торт-то не угодил?
– Я принесу воды, - сказала Надин, но тут её «милая» бонна перевела взгляд на меня.
– Дерзкая, наглая девчонка!
– воскликнула она, и в её голосе послышались истерические нотки. – Как вы смеете… как смеете!..
– Успокойся, - уговаривала её Надин, и было видно, что ей неловко передо мной. – Пойдём, я провожу тебя в твою комнату.
Но сестра только отмахнулась.
– Вы сделали это нарочно! – теперь она говорила на повышенных тонах, тыча в мою сторону пальцем. – Вы всё делаете мне назло! Вы как блоха – постоянно кусаете исподтишка.
– Мадам… то есть, мадемуазель, – предостерегающе сказала я, но разозлила госпожу Броссар ещё больше.
– Нахалка! – оглушительно взвизгнула она. – Смутьянка! Ведьма!..