Кошмар на улице Зелёных драконов
Шрифт:
— Это сделал ты?! — прошипел я сквозь зубы. — Чтобы я не рассказал о тебе?
«Мне—то зачем?»
Тогда не мешай мне!
«Ты все равно ничего не изменишь»
Вэй Юан сражался с распоротыми внутренностями, защищая людей, так неужели я — еще целый мерзавец — отступлю?!
«Ну, как хочешь. Развлекайся, как хочешь, но помни, что у тебя осталось только шесть месяцев, чтобы ее спасти. И сегодня ты должен выжить»
Я буду жить.
Я спасу мою бедную, несчастную девочку!
«Тогда иди!» — кажется, демон смеялся.
Но он больше ничего мне не ответил.
— Выходи!!! — потребовал я. — Ты убил столько безоружных крестьян, трусливая скотина! Так омой же свою честь кровью, сразись хоть раз хоть с одним вооруженным воином! Выходи, трус! Что ты медлишь?
Хрустнуло что—то за покосившимся деревом.
А потом—
потом меж обгорелых стволов—клыков, ко мне пошел… пошла хрупкая девушка!
Девочка почти, низкая, хрупкая. Вьющиеся волосы у висков заплетены в две тонких косички, одна — лишь наполовину. Одежда, местами изрезанная и явно великоватая ей, покрыта кровью, свежей и присохшей. В крови колени, выходящие из глубоких разрезов по бокам ханьфу, в крови руки от запястий до локтя. Руки ободранные, в ссадинах которых и под ногтями забилось много земли. Руки сжимают клинки—полумесяцы, за перекладины внутри лезвий.
Босая, заплаканная, залитая кровью девушка медленно шла ко мне.
— Ты?! — потрясенно ахнул я. — Что тебе эти люди сделали?!
В следующий миг она очутилась у меня за спиной, прижав изогнутое лезвие к моему горлу.
— Кто сжег Соловьиную рощу?! — прошипела сквозь зубы. — Говори!
— С—соловьиную?.. — голос мой дрогнул.
— Если ты что—то знаешь — говори, или смерть твоя будет ужасной! — потребовала она.
Такая хрупкая девчонка, юная совсем, так откуда столько злости? Но трупы повсюду не располагали к тому, чтобы расслабиться.
Проворчал:
— Те крестьяне могли что—то знать, могли даже рассказать, но разве ты пощадила их?
Оружие в руке у горла дрогнуло. Я со всей силы ударил ее локтем в грудь. В самое нежное место.
Она завопила, оружие выронив. Я врезал локтем ей в живот — она уже отшатнулась, но все—таки согнулась от боли.
Лезвие ей уткнул в ложбинку на шее. Она извернулась, вырвалась.
Кусок ткани отрезанной упал вниз, обнажая часть худой груди и… ужасный шрам на шее. Такое ощущение, что ей голову почти целиком отрезали! Но разве после такого можно выжить?! Да, впрочем, те. кто уже почти умирал — самые опасные соперники.
Заорав, она ударила меня полумесяцем в левой руке. Едва сумел заслониться мечом.
В бок повернувшись, она ударила меня босой ногой между ног, теперь уже я согнулся, застонав от боли. Правда, мерзавка предпочла отшатнуться, чтобы завладеть вторым оружием. Мой меч уткнулся ей в живот. Она замерла, упираясь ладонью в землю возле упавшего оружия.
— Говори, кто тебя подослал — или я разрежу твои внутренности! — потребовал я.
Девка… исчезла.
В стороне, едва двигая крыльями, поднялся чуть выше моей головы и упал почти до колен маленький окровавленный… соловей?!
В следующий миг она появилась, стоя на коленях — и лезвием нанесла удар мне в живот. Пупок бы перерезала, если б не вышла из моего меча мощная, красная, светящаяся волна, которой девчонку далеко в сторону снесло. Кровью кашляя, она поднялась, держа оба своих странных оружия.
— Хэ У, она моя! — возмутился. — Не убивай ее!
«Я не позволю какому—то жалкому духу убить моего раба» — проворчали в моей голове.
— Вот как? Спасибо за заботу!
Девка чуть наклонилась вперед, сжимая правый полумесяц.
«Пока службу мне не сослужишь — не дам тебе подохнуть»
А если не сослужу? Или… что потом?
Яростно крича, девчонка распрямилась, бросилась вперед, в прыжке преодолев огромное расстояние.
Едва успел заслонить грудь локтем. Лезвие ее странного изогнутого клинка вонзилось в плоть глубоко, едва ли не до кости. Крича, она рванула ко мне второй полумесяц.
Едва успел спустить повернутый боком клинок, вонзая в ее бедро.
Нет, боль не отрезвила ее. Она боли испила достаточно, чтобы не бояться ее. Рыча, полумесяц рванула вбок, соскальзывая с моей руки или кости, чтобы уронить мне на грудь.
Успел за запястье перехватить руку с оружием. Сильно ей пальцы зажал, думая сломать их, но девчонка даже не пискнула. Хотя когда я меч поднял, желая отсечь ей руку, она снова птицею оборотилась вовремя. Метнулось в сторону крохотное пестрое тельце, роняя густыми каплями кровь.
Да у нее же горло и грудь распороты! Нож вонзили по самую рукоять и вытащили.
Птица метнулась наверх из последних сил. Поняла, что сил не хватит меня одолеть! Убивая крестьян, выдохлась или все—таки этот дух тоже из пострадавших? Может, просто подумала, что я ее друзей или братьев поджег? Потому и накинулась.
Только я был тем, кто испепелил огромный круг леса вместе с людьми. Она об этом не знала, но уж я—то прекрасно помнил. Может, из—за того сгорели и деревья, на которых жили те соловьи закопанные? Но тогда она меня не простит, когда ей это станет известно. А если крестьян убила она — тогда она не простит никого.
С яростным рыком она упала на меня сверху, снова приняв человеческий облик, распластав по земле. Исчадие ада, я этого не ждал!
— На кого ты работаешь?
— Сдохни! — проорала она, опуская клинок.
Я заорал, когда изогнутое лезвие впилось в мое плечо. В запястье моей руки с мечом она уткнула другой полумесяц.
— Рукою двинешь — отрежу, — мстительно пообещала она. — Говори, кто поджег этот лес?!
Не скажу — зарежет. Расскажу — смерть моя будет еще дольше. Но проиграть девчонке? Да ни за что!
Рискуя лишиться руки вместе с плечом, я сел — клинок ее, к счастью, соскользнул на землю вместе с рукой — и лбом со всей силы приложил ее по лбу.
Завопив, девка отшатнулась. Теперь уже я завалил ее на спину. Если опомнится…