Кошмарная клиника
Шрифт:
— Да, правильно, — согласился крюкастый. — Идите за нами.
Олафовские сообщники зашагали по коридору, а Клаус с Солнышком с облегчением переглянулись.
— Гуит, — пробормотала Солнышко, желая сказать «Они тоже нас не узнали».
— Да, — шепнул Клаус, — они принимают нас за двух женщин с напудренными лицами, переодетых ассистентами Доктора Флакутоно, а не за двух детей, переодетых женщинами с напудренными лицами, которые переодеты ассистентами Доктора Флакутоно.
— Прекратите шептаться про переодевания, — остановил их лысый. — Чего доброго, услышит кто-нибудь, и нам конец.
— Нам, а не Лоре В. Бледотей, — хихикнул крюкастый. — С тех самых пор, как ей удалось увернуться от брака с Маттатиасом, я
— Попалась! — выпалила Солнышко, старательно изображая хихиканье.
— Вот именно — попалась, — поддержал ее лысый. — Я уже дал ей наркоз, так что она без сознания. Осталось только доставить ее в операционную, а там — отпиливайте ей голову.
— Никак не могу понять, почему надо убивать ее на глазах у всех врачей, — пробурчал крюкастый.
— Чтобы это выглядело как несчастный случай, кретин, — огрызнулся лысый.
— Я не кретин, — крюкастый остановился, сверля свирепым взглядом сообщника. — Я страдаю только физическим недостатком.
— Физический недостаток еще не признак ума, — возразил лысый.
— А если на тебе уродский парик, — нашелся крюкастый, — это не значит, что ты имеешь право меня оскорблять.
— Хватит пререкаться! — оборвал их Клаус. — Чем скорее прооперируем Лору В. Бледотей, тем скорее разбогатеем.
— Да! — выпалила Солнышко. Злодеи уставились на Бодлеров, а затем с виноватым видом кивнули друг другу.
— Девушки правы, — сказал крюкастый. — Не следует вести себя так непрофессионально. Правда, времечко последние месяцы выдалось напряженное.
— Да уж, — вздохнул лысый. — Ловим, ловим сирот проклятых, а они в последнюю минуту вдруг выскальзывают у нас из рук. Давай сосредоточимся на работе, а выяснять наши личные проблемы будем потом, когда все закончим. Ну вот, мы и пришли.
Замаскированная четверка дошла до конца коридора и очутилась перед дверью с надписью «Палата 922». Ниже скотчем был приклеен кусочек бумаги с именем «Лора В. Бледотей». Лысый вынул из кармана халата ключ и с торжествующей ухмылкой отпер дверь.
— Вот она, — сказал он. — Наша маленькая спящая красавица.
Дверь отворилась с долгим жалобным скрипом, и дети вошли в небольшую квадратную комнату с плотными шторами на окнах, отчего в помещении царил полумрак. Но даже при этом тусклом свете дети разглядели свою сестру и чуть не ахнули от ее плачевного вида.
Когда лысый упомянул спящую красавицу, он имел в виду сказку, которую вы, вероятно, слышали тысячу раз. Как и все волшебные сказки, рассказ о Спящей Красавице начинается словами «жила-была», и дальше повествуется о глупенькой юной принцессе, которая очень рассердила одну фею, после чего заснула и спала до тех пор, пока ее не разбудил поцелуем ее дружок и не уговорил выйти за него замуж. На этом сказка заканчивается словами «жили счастливо до конца своих дней». Сказка обычно сопровождается красивыми иллюстрациями: спящая принцесса всегда нарядна и элегантна, с аккуратно расчесанными волосами, в длинном шелковом платье, в котором она уютно спит себе год за годом. Но когда Клаус и Солнышко увидели Вайолет в палате 922, все выглядело совсем иначе.
Старшая из Бодлеров лежала на каталке, то есть металлической койке на колесах. На таких в больницах возят больных. Эта каталка была такая же ржавая, как нож, который Клаус держал в руке; простыни были рваные и в пятнах. Олафовские сообщники положили Вайолет на каталку в каком-то грязном белом халате и связали ей ноги. Волосами закрыли ей лицо, чтобы никто не узнал ее по фотографии в «Дейли пунктилио», руки свисали с каталки вниз, а одна почти касалась пола. Лицо было бледное, такое же бледное и лишенное выражения, как поверхность Луны, рот слегка приоткрыт, а на лице застыла бессмысленная гримаса, как будто ей снилось, что ее укололи булавкой. Казалось, что Вайолет упала на каталку с большой высоты, и, если бы не медленное и ровное дыхание, тихонько приподнимавшее грудь, можно было бы подумать, что она не перенесла этого падения. Клаус и Солнышко в ужасе молча смотрели на нее, стараясь не заплакать при виде беспомощной сестры.
— Хорошенькая, — проговорил крюкастый, — даром что без сознания.
— И не глупа, — подхватил лысый. — Хотя ум мало чем поможет, когда ей оттяпают ее умную головку.
— Давайте поскорей в операционную, — спохватился крюкастый, толкая каталку к дверям, — Маттатиас говорил, наркоз действует недолго, так что пора начинать краниоэктомию.
— А я не против, если бы она очнулась посреди операции, — хихикнул лысый. — Правда, тогда весь план провалится. Вы, девушки, беритесь за тот конец, где голова. Мне неохота глядеть на ее хмурую физиономию.
— Нож не забудьте, — напомнил крюкастый. — Доктор Флакутоно и я будем руководить, а операцию будете делать вы.
Дети молча кивнули — они боялись, что голос выдаст их, боялись, что пособники Олафа заметят их тревогу и что-то заподозрят. Не проронив ни звука, они заняли свои места у каталки, где неподвижно лежала их сестра. Младшим Бодлерам хотелось легонько потрясти ее за плечи, или шепнуть ей что-нибудь на ухо, или даже убрать ей волосы с глаз — сделать что угодно, лишь бы помочь сестре, лежавшей без сознания. Но дети знали: любой ласковый жест выдаст их, и поэтому они просто шли рядом с каталкой по коридорам Хирургического Отделения, неся нож, а двое олафовских пособников шагали впереди. Клаус и Солнышко не спускали глаз с сестры в ожидании хоть какого-нибудь признака того, что наркоз кончается. Но лицо Вайолет оставалось неподвижным, застывшим, как лист бумаги, на котором я печатаю сейчас эту повесть.
Хотя младшие Бодлеры больше думали об ее изобретательских способностях и даре общения, чем о ее наружности, они не могли не заметить, что (как правильно сказал крюкастый) Вайолет действительно хорошенькая. И если бы аккуратно расчесать ей волосы, а не спутать их, и одеть в элегантное и красивое платье, а не в грязный халат, она и в самом деле выглядела бы как иллюстрация к «Спящей Красавице». Однако себя-то двое младших Бодлеров никоим образом не чувствовали персонажами волшебной сказки. Их несчастья начались не со слов «жили-были», а с ужасающего пожара, уничтожившего их дом, и сейчас, следуя за олафовскими приспешниками к металлической квадратной двери в конце коридора, Клаус и Солнышко опасались, что конец жизни у них тоже будет не такой, как в сказке. Дощечка на двери гласила «Операционный театр», и, когда крюкастый открыл дверь своей искривленной перчаткой, двое детей и представить не могли, чтобы история их закончилась словами «жили счастливо до конца своих дней».
Глава одиннадцатая
Операционные театры далеко не так популярны, как драматические театры, музыкальные театры и кинотеатры, и легко понять — почему. Драматический театр — это большой темный зал, где актеры представляют пьесу, и, если вы находитесь в числе зрителей, вы можете наслаждаться диалогом и созерцанием театральных костюмов. Музыкальный театр — это большой темный зал, где музыканты исполняют симфонии, и, находясь в числе слушателей, вы можете наслаждаться музыкой и созерцать, как дирижер машет палочкой. Кинотеатр — это большой темный зал, где механик показывает вам фильм, и, если вы находитесь в числе зрителей, то можете наслаждаться, поедая жареную кукурузу и сплетничая о кинозвездах. Но операционный театр — это большой темный зал, где врачи демонстрируют разные хирургические методики, и, если вы оказались в числе зрителей, самое лучшее будет немедленно уйти, так как на дисплее вы не увидите ничего, кроме боли, страданий и мук, отчего операционные театры по большей части закрывают или превращают в рестораны.