Кошмарной вам ночи
Шрифт:
— Почему? — спросил Мидас, садясь. Его беспокоила голова, мысли с трудом укладывались в ней.
— Не узнаёшь? Это немудрено. Сколько же лет прошло? — Мужчина задумался, подсчитывая в уме года. — Двадцать? Нет, кажется, двадцать пять.
— Кто вы такие?
— Чудовища из твоих детских сказок. Драконы, которых рыцари всегда побеждают. Или нет.
Мидас уставился на собеседника с недоумением. На границе его сознания крутилось смутное воспоминание из детства. «Двадцать пять лет? — думал он. — О чём он говорит? Какие драконы?». Он огляделся: винтажные шкафы,
— Быть того не может…
— О! — воскликнул мужчина. — Вижу, ты вспомнил.
— Энтони? Эдвард? — Мидас начал вслух перебирать имена, пытаясь припомнить то, которое принадлежит его старому знакомому.
— Эдгар, — поправил тот. — Ты был близок, но я не в обиде.
— Я думал, мне всё причудилось. — Словно кадры из фильма, перед взором Мидаса возник образ из прошлого. — Отец разозлился, что я ослушался его, и больше никогда не брал меня с собой на работу. Но и матери он ничего не сказал. И я забыл о произошедшем. А потом всё казалось нереальным. Я был уверен, что заблудился в тоннелях и выдумал тебя, чтобы справиться со страхом.
Эдгар хмыкнул и пустил кольцо дыма.
— Я ждал тебя, — сказал он с грустной улыбкой, а затем рассмеялся, — и таки дождался.
— Ты совсем не изменился… — заметил, наконец, Мидас. — Почему?
— Я вампир, — ответил Эдгар, показав длинные жёлтые резцы.
Мидас вскочил с дивана и отступил к стене, подальше от монстра. Эдгар фыркнул.
— Взросление дарит нам одно из самых отвратительных чувств на свете — страх. Ребёнком ты меня не боялся.
— Я был глуп и наивен!
— Поверь мне, таким и остался. Это говорит тебе тот, кто пережил немало поколений людей и сородичей и наблюдал за ними. Люди не меняются, а только становятся старше.
— Что со мной будет?
— Ничего, — ответил Эдгар.
Это не успокоило Мидаса. Он вдруг осознал, в какой опасности находился тогда, будучи ребёнком, и что сейчас ситуация ничуть не лучше.
— Тебе ничего не грозит, — повторил вампир. — Пока я тебя защищаю.
— И зачем ты это делаешь? — спросил Мидас.
— Затем, что ты мой друг. Ну же, расслабься. Если бы я хотел тебя съесть, я сделал это четверть века назад.
— Сейчас тоже подходящее время и место.
— Нет. Есть определённые… Условия. Ты меня не интересуешь как пища. А остальным я объяснил, что их ждёт, если они тронут тебя ещё раз.
— Это бред. Вампиры всегда убивают людей! — не унимался перепуганный мужчина.
Эдгар открыл ящик стола, извлёк из него портсигар и протянул Мидасу.
— Ты узнал о существовании сородичей пять минут назад, но уже считаешь, что ведаешь о нас всё. Сядь и успокойся. Поговорим, как старые добрые знакомые. Я расскажу то, что тебе следует знать, а затем отпущу. От тебя требуется только одно: держать язык за зубами, а людей — подальше от катакомб.
***
Лос-Анджелес, март 1927 года.
Раз в квартал принц Лос-Анджелеса собирал примогенов и других влиятельных сородичей в своей резиденции для обсуждения насущных дел. Менес позволял также присутствовать
Мидас был самым юным из присутствующих, и большинству вампиров это не нравилось. Больше всех высказывали недовольство Кастор и Мэйв, примоген гангрелов, но Менес уважал мнение и советы Оро, ведь тот был его предшественником, и потому не препятствовал тому, чтобы он брал на собрания неоната. Да и некоторые другие гарпии относились к Мидасу благосклонно, потому Кастору и Мэйв оставалось лишь бросать на него колкие взгляды.
— За прошедшие два месяца деятельность шабаша на территории Лос-Анджелеса значительно сократилась, — сообщил Менес, просматривая доклады.
— Они прячутся, — сказал Кондор, примоген носферату, — их видели в катакомбах. Полагаю, шабашиты так просто не сдадутся. Будут наращивать мощь.
— Соберём отряды, прочешем всю территорию. Это возможно? — Менес бросил на Кондора вопросительный взгляд.
— Катакомбы почти полностью под контролем носферату, да, мы можем провести разведку. Но у нас нет схем канализации, надстроенной людьми полвека назад. Шабашиты могли расположиться и в новой части.
— Если позволите… — вмешался Мидас.
Менес перевёл взор на неоната. Другие сородичи тоже смерили его любопытным взглядом.
— Ты не предупредил своего птенца, что на собраниях надо помалкивать и слушать? — вспенился Кастор, сверля Оро злобой.
— Ему есть что сказать, я полагаю, — ответил тот, стукнув тростью о пол, — не так ли? — добавил Оро, обращаясь к Мидасу. В тоне его голоса слышались язвительные нотки, но их заметил только тот, кому они предназначались.
— Я достану для вас схемы. Или составлю по памяти. В то время я понемногу участвовал в проектировании многих объектов в Лос-Анджелесе.
— О как! — удивился Менес и обратился к Оро. — Вы не говорили, что ваш потомок архитектор.
— Инженер-проектировщик, — поправил Мидас. Оро надавил ему на пальцы ног тростью, но неонат не выдал своих чувств ни словом, ни эмоцией.
— Как ваше имя, ещё раз? — спросил Менес, проигнорировав замечание юного сородича.
— Мидас.
— Останьтесь после собрания и обсудите этот момент с примогеном. А теперь перейдём к другому вопросу…
Мидас сделал, как велел принц, но Кондор явно не горел желанием сотрудничать с птенцом. Вместо того, чтобы поговорить с ним, он обратился к Оро, даже не взглянув на его дитя.
— Я передам все поручения своему помощнику, он свяжется с неонатом. Надеюсь, он настолько же полезный, насколько и наглый. Не хочу тратить своё время на глупости, — сказал Кондор, нисколько не стесняя себя тем фактом, что Мидас стоит рядом.
Оро предупреждал о таком отношении. Первые сто, а то и сто пятьдесят лет сородич считается пустым местом, никем. Редко кому удаётся убедить старейшин в своей значимости, не достигнув трёх веков от становления, но Мидас старался показать, что может принести пользу камарилье уже сейчас, и Оро всячески поддерживал его инициативу, хоть и весьма отстранённо.