Космические скитальцы

Иствуд Джон

— Это жестоко, это ужасно, то, что ты придумал.

— Нет, старик, это разумно, — отрубил Солштрих. — Мир несовершенен. Разумные существа слабы и недальновидны. Когда Вселенная станет моей, ты увидишь, как мудро и просто я все устрою.

— Отпусти нас, — устало сказал Сол. — У тебя уже есть пленники…

— Да, но их чувства притупились, Сол. Они очень быстро становятся бесчувственными чурками. Мне нужен свежий материал. А твои спутники… О! Это кладези чувств! Чего стоит девственник Фишка?! Или этот смешной увалень Сайрус с его антимашинной идеей?! Он же фанат,

Сол! Он же редкая драгоценность! А Лина?! Я знаю историю ее жизни — сплошные разочарования и обман. А я подарю ей что-то настоящее, погружу в любовь сильно, до дна, до самого предела… А потом — отниму! Ты представляешь, что будет?! Девятый вал, ураган, цунами! Ну и, конечно, Поль. О! Сколько тайных пороков в этой натуре! Кстати, ты знаешь, кто был тот негодяй, что предал тебя?

Соломон сжался. Эта тайна мучила его всю жизнь.

— Правильно, это был Поль «Марьяж», — усмехнулся Солштрих. — Не желаешь ему отомстить?

— Я давно простил его, — почти искренне сказал Сол.

— Жаль. Ты дал бы мне отличные чувства, — не очень расстроился Солштрих. — Впрочем, я не до конца тебе верю.

— А ты тоже не до конца правдив, — заметил Сол.

— В чем же?

— Стоило ли устраивать весь этот спектакль, вытаскивать меня с Луны, уводить от смертей и погонь, чтобы просто поболтать. Как-то не верится.

— Правильно. Я же говорю — ты гений. Дело в том, Соломон Симпсон, что кое-какие чувства есть уже и у меня.

— Правда?! — встрепенулся старик.

— Таки, да. Например, чувство зависти. И мне хочется очень это чувство утешить, старик. Я хочу провести с тобой маленький, такой, знаешь, безобидный турнир. Бой интеллектов. Я хочу и себя поставить в экстремальную ситуацию. Ну, как тебе моя идея?

Соломон задумался только на мгновение.

— Я не стану соперничать с тобой, — сказал он.

— Почему? — удивился Солштрих.

— Потому… — Соломон набрал в грудь побольше воздуха и произнес четко: —… что ты слабый противник.

Космолет вздрогнул. Сидящий в углу Хеопс с визгом бросился под кресло. Тела спящих покачнулись.

— Мне ничего не стоит убить тебя! — заревел Солштрих.

— Убить, да. Но не победить.

— Я!.. Да я!.. Я тебя… — Солштрих превратился из милого дедушки в безобразного, дрожащего ненавистью старика.

— Ты не сможешь победить не только меня. Любой из моих друзей даст тебе фору и выиграет.

— Эти жалкие людишки?!

— Да, вот эти люди победят тебя за милую душу. Таки, да. И чтоб мне никогда не есть мацы. Кстати, терпеть ее не могу.

— Давай! Хоть сейчас! Пожалуйста! — возбужденно вскочил Солштрих. — Ты сам увидишь! Я растопчу!..

— А если нет?

— Об этом не может быть и речи!

— А если нет? — повторил Сол. — Если все-таки хоть кто-нибудь из них тебя победит?

— Нет!

— Ты отпустишь нас?

Солштрих замер. Глаза его сузились. Обнажились желтые зубы.

— Хорошо. Я отпущу вас! Но если вы проиграете… Не обижайся, старик. Ты тоже навсегда останешься у меня.

— А как будем играть?

— Мне все равно! Сами предлагайте условия!

— Договорились.

Да, еще, на это время ты обязуешься оставить нас в покое. Никаких миражей. Никаких соблазнов.

— Обязуюсь.

— А теперь разбуди их, — устало сказал Соломон.

Солштрих тяжело поднялся из кресла, снова легко открыл дверь космолета и исчез.

Эйнштейн с грустью смотрел ему вслед. Ему было жалко Солштриха. Да-да, жалко!

Разве есть что-либо печальнее существа с больным мозгом…

Глава 30

Достоинство Человека

— Что? Какие еще разговоры?! — ревел Сайрус. — Мотать отсюда надо и немедленно!

Луддит совершенно потерял голову. Могучая неукротимая энергия буквально распирала его, как если бы в океан сдуру бросили водородную бомбу. Впрочем, чего еще можно было ожидать после умопомрачительного кошмара последних событий?

Не лучше чувствовали себя и другие. Впервые вкусившие прелесть сенсорной депривации Поль и Лина судорожно вздрагивали, как выброшенная на берег рыба. Бедняга Мэтью, давший наконец волю обуревавшим его чувствам, безнадежно скулил. Один Эйнштейн, мучительно бледный и не на шутку встревоженный, сохранял присутствие духа, тщетно взывая к разуму компаньонов.

— Моя голова, — стонал Поль. — Что вы сделали с моей головой?

— Уберите руки! Не трогайте меня! — взорвалась Лина. — Вы, грязные ублюдки, слышите?! Оставьте меня в покое!

— Мэт, ну что ты развалился, как дохлый глист? Вставай! Заводи скорее эту посудину! — и, подхватив бессильно обмякшего Фишку, Сайрус рывком поставил его на ноги.

— Мерзавцы! — Лина, словно дикая кошка, метала искры, пугая самого Хеопса.

— Канаем отсюда!..

— Подонки!..

— О, Лина… — орали все.

— Прекратите сходить с ума! Опомнитесь! — пытался утихомирить их Сол, но совладать с ними не смог.

Когда человеком овладевает безумие, разумнее всего не попадаться ему под руку. Именно к такому выводу пришел Эйнштейн и, убравшись в сторонку, с грустью взирал на происходящее на корабле. Больше всего это напоминало театр марионеток: жалкие куклы в образе людей, участники спектакля, подчиняясь воле незримого кукловода, судорожно исполняли свои роли, тем более абсурдные, чем больше они старались. Этим кукловодом теперь была не планета, а просто человеческий страх.

Сайрусу с грехом пополам удалось наконец усадить Мэта за командный пульт корабля, но вместо того, чтобы задать программу аварийного старта, тот истерически рыдал и отмахивался.

— Давай, идиот ты эдакий! Заводи скорее этот чертов драндулет! — ревел Сайрус и, сжимая руки Мэта, бездумно колотил ими по клавишам. Удивленный столь непочтительным к себе отношением, бортовой компьютер с присущей ему деликатностью заявил, что не понял команды. Затем, чтобы разом отделаться от настойчивых безумцев, громивших клавиатуру командного пульта, оглушил обоих аварийной сиреной и, подтвердив информацию о полном истощении энергии, разом вырубился.