Космонавты живут на Земле. Книга 2
Шрифт:
Каменев взял мел и снова подошел к доске. Приподнявшись на цыпочки, так, что рубашка натянулась на острых лопатках, Георгий написал длинную формулу. Он уже увлекся материалом и совсем избавился от робости и скованности. Теперь это был уверенный в себе педагог, объясняющий с подлинным вдохновением то, что было ему хорошо известно. Космонавты слушали с интересом. Ножиков сочувственно улыбался, одобрительно кивал Игорь Дремов. А Горелов на чистом листе бумаги машинально набрасывал профиль Каменева и, морща лоб, сосредоточенно думал: «Ты космонавт. Зачем тебе так много парашютных прыжков? Два года назад прыгали в Заволжье, в прошлом году зимой приземлялись на заснеженные подмосковные поля, а летом — на воду, на самое ласковое из морей — наше Черное море. Теперь надо привыкать к этому новому П-семьдесят шесть. Нужно ли это, если экипажи всех последних космических кораблей приземлялись, не покидая пилотских кабин? Надо ли мне так много прыгать, если есть система мягкой посадки и огромные надежные парашюты, с которыми уже опустился не один корабль, да так нежно, что на твердой степной почве и следов не осталось? Но если не сработает система мягкой посадки? Если не выйдут полностью тормозные парашюты, как это уже один раз было, и у тебя не будет катапультного устройства? Неужели тебе, космонавту, пришедшему из окололунной дали, погибать?» Нет, на корабле «Заря», устройство которого Горелов уже изучал несколько месяцев, главный конструктор Тимофей Тимофеевич это предусмотрел. Помимо системы мягкой посадки «Заря» имеет все необходимое, чтобы космонавт мог ее покинуть путем катапультирования. И может, это произойдет на большом расстоянии от Земли. Значит, нрав капитан Каменев, и космонавту все-таки надо, наверное, прыгать с парашютом. Такие прыжки помогают вырабатывать координацию. И другое ведь важно. Когда ты летишь вниз, не прикасаясь к вытяжному кольцу, а только балансируя руками и ногами, заставляя свое тело принимать различные положения, ты незаметно для себя вырабатываешь качества, какие помогут потом переносить ощущения невесомости. Разве не так?
Невесомость... Она представлялась Алеше как нечто неизведанное и не каждому человеку покоряющееся. Все, что услышал о ней от космонавтов, что прочел в научных книгах и статьях, не могло научить переносить ее, так же как и короткие тренировки, во время которых в большом воздушном лайнере, совершающем параболическую горку, он то всплывал с мягкого мата к потолку, то вновь шлепался, едва успев сделать два-три кульбита, потому что не больше тридцати — сорока секунд длилось на тренировке состояние невесомости. Зато летчик корабля выходил весь в поту и долго ворчал на земле, сетуя на то, как трудно вести тяжелую двухтурбинную машину по восходящей параболической кривой.
«Может, прыжки с парашютом дадут нам гораздо больше», — Думал Горелов, вслушиваясь в спокойную речь капитана Каменева.
* * *
В трехэтажном каменном здании степновской гостиницы, выстроенном на крутой излучине Иртыша, было не так много свободных номеров, и всех космонавтов разместили в трех комнатах: одна небольшая была отдана девушкам, а в двух других поселили всех мужчин. Одному Алексею Горелову не хватило места, и его временно направили в маленький номер, где обитал летчик, командированный в Степновск из большого уральского города. Летчик этот пригнал сюда двухместный учебно-тренировочный самолет и теперь дожидался, когда машину опробуют в воздухе, примут, а ему поездом разрешат уехать домой. Фамилия у этого майора была звучная — Убийвовк. Большеротый, с рыжими веснушками на щеках и капризно-насмешливыми прилипчивыми глазами, он не очень по душе пришелся Алексею с первого взгляда. Пока Горелов внес дорожный чемодан и умылся, майор успел исчезнуть, и первое знакомство было прервано.
Пришел полковник Нелидов, критически оглядел тесную узкую комнату с двумя по-солдатски заправленными койками, фанерным шкафчиком и столиком у окна.
– Неважнецкие апартаменты вам достались, Алексей Павлович.
– Переживу, Павел Иванович, — весело ответил Горелов. — Вы же знаете, что я обладаю огромной приспо-, собляемостью к окружающей среде.
Нелидов кивнул головой, увенчанной шапкой седеющих волос, и на его лице со шрамом над бровью мелькнула добрая улыбка.
– Капельку потерпите. Сосед уйдет, а больше к вам никого не вселят.
– Зачем уж так заботиться обо мне, Павел Иванович? Ребятам вон теснее...
– Так надо, — сдержанно ответил замполит, — вас я должен несколько больше сейчас опекать.
Алексей не спросил почему. С тех пор как его первым допустили к испытанию скафандра в лунной среде, а потом часто и методично стали подвергать дополнительным медицинским обследованиям, он смутно догадывался, что его готовят к какому-то сложному полету. В то же время удивлялся, что на всех официальных служебных совещаниях в отряде, когда назывались имена первых кандидатов на космический старт, о нем не говорили. Но по изменившемуся к нему отношению и генерала Мочалова, и замполита Нелидова, и начальника штаба Иванникова он чувствовал, что его постоянно выделяют среди других и загружают несколько иной программой обучения, чем та, по которой занимаются его друзья.
Огромная программа по астрономии и небесной механике была на первых порах утомительной, но вскоре Горелов привык к постоянно увеличивающейся нагрузке. Если бы это было несколько лет назад в Соболевке, первом авиагарнизоне, где начиналась самостоятельная его жизнь военного летчика, он бы сказал своему любимому комдиву, грубоватому, но такому всамделишному полковнику Ефимкову, не признававшему в жизни ничего придуманного и малореального, что будет вскорости с остервенением изучать эти науки, тот бы только глаза на него скосил да широченными плечами передернул. А быть может, сверкнув белками глаз, фыркнул неодобрительно:
—Нашел на что время тратить. Ты — летчик на уровне. А небесная механика и астрономия пусть кабинетным мудрецам остаются на утешение. У них на головах черные колпачки, а на твоей — гермошлем летчика-перехватчика. Так-то, парень.
Хотя при чем тут полковник Ефимков? Он и сам никак уж не мог предвидеть, что будущее сложится подобным образом. Думая о своем возможном будущем, Горелов часто вспоминал ночной разговор с генералом Мочаловым, во время которого Сергей Степанович снял с большого глобуса чехол и, улыбнувшись, сказал:
—Это не Земля, Алексей Павлович. Это Луна, ваша цель.
Луна!.. Когда неопытным зеленым юнцом Алеша Горелов прибыл из летной части в отряд космонавтов, он, шагая в вечерние часы по зимним дорожкам их маленького городка, не раз вглядывался в ярко-желтый диск сквозь голые стылые ветви продрогших на январском ветру берез и тополей.
«Ну что такое наши орбиты? — думал он. — Триста — пятьсот километров, но больше. А до Луны почти четыреста тысяч километров. Сколько радиационных поясов! А метеоритные бури и солнечные вспышки! А предполагаемые магнитные поля, окружающие ее поверхность! Это ли не суровые препятствия на пути у конструкторов, ученых и космонавтов!»
И Горелову казался бесконечно далеким полет лунного варианта. А потом, со временем, почти незаметно, он свыкся с возможностью такого полета. В открытый космос вышел Леонов и самым благополучным образом возвратился через шлюз в корабль. Американцы произвели стыковку. В районе Океана Бурь благополучно приземлилась станция «Луна-9», зачеркнув версию о притяга; тельной способности окололунных магнитных полей и о наличии толстого слоя пыли на поверхности нашего загадочного спутника. И наконец, Ветерок и Уголек — два симпатичных ушастых живых существа — благополучно
вернулись на Землю, побывав в районе радиационного пояса.
И еще запомнился Алексею Горелову зимний холодный день, когда хоронили академика Сергея Павловича Королева, их космического наставника. Узкая Пушкинская улица у зеленого здания Дома Союзов никак не хотела расшириться, чтобы пропустить всех желающих пройти мимо гроба и хотя бы раз в своей жизни посмотреть на человека, по проекту которого строился первый космический корабль «Восток», унесший Гагарина от Земли в неизведанный мир и благополучно возвративший назад, бережно опустив обгорелую пилотскую кабину на широкую степь.