Костер на снегу
Шрифт:
Я чувствовала спиной твердую спину Тео, но не смела оглянуться, лишь успевая отражать атаку, избегая лязгающих челюстей и когтей. Предельно сосредоточенная, я наносила один удар за другим, раня тварь, но ярость и скорость её не снижались. Отпрянув от очередной попытки захвата, я наступила на слабую ногу, та подломилась, выворачиваясь…из глаз брызнули слезы, и я с криком упала, успев воткнуть одну из железок в горло недольву.
Последнее, что я запомнила, это адскую боль в и без того пострадавшей ноге от сжимающихся в предсмертной агонии челюстей
Глава 28
Худший из недугов — быть привязанным к своим недугам.
Ногу будто жарили на медленном огне.
Это, пожалуй, единственное, что я ощущала очень чётко.
Чёрная, непроглядная тьма перемежалась кровавыми вспышками и жуткой болью. Я слышала незнакомые голоса, глотала горькую слюну и металась в агонии. Мышцы ломило и тянуло, будто меня выкручивало на дыбе, в кошмарах клыкастые чудовища жрали мои внутренности, а сестра и отец, смеясь, наблюдали.
Смрадный запах разложения и тлена преследовал меня, я кажется пыталась встать, но, когда мне на голову опустилась прохладная, влажная тряпица — выдохнула и вновь провалилась в кошмары.
Ледяная влага по капле полилась в иссушенное горло, смачивая потрескавшиеся губы и распухший язык, я пыталась задавать вопросы…без толку. Я лишь просипела что-то невразумительное и, услышав «тихо-тихо-спи», вновь потеряла сознание.
Не знаю, как долго я ходила по тонкой грани между сном и явью, но реальность была столь неправдоподобной и бредовой, что в беспамятство верилось больше и сильнее.
Солнечный зайчик запрыгал по темно-серой колючей шерсти местами прохудившегося до прозрачности, но очень теплого одеяла. Жёлтый попрыгун недовольно перескакивал с одной коленки на другую не успевая разомлеть и отогреться.
Неплотно сомкнутые гардины мелко колыхались, пропуская ледяной утренний воздух, белоснежные, даже на вид хрустящие от крахмала в мелкий голубенький цветочек, они смотрелись уютно и мило.
Я поёжилась и гулко застонала, ощущая тягучую, словно густой мёд, боль в каждой уставшей мышце. Почерневшие пальцы многострадальной ноги торчали под одеялом, словно макушки неприятеля над вражеским окопом. Превозмогая боль я пошевелила ими и убедилась, что могильная синюшность следствие скорее расползшейся вверх гематомы нежели трупного отмирания тканей.
Я попыталась позвать кого-нибудь, да хоть бы Тео, но из пересохшего горла вырвалось лишь воронье карканье, да и то, ворона та явственно доживала последние часы хрипло проклиная причину её унылого исхода.
На изящной тумбочке полированного до блеска приятного глазу красного дерева стоял стакан с мутноватой жидкостью. Мелкие кубики льда позвякивали в запотевшем бокале, словно его сюда поставили совсем недавно, прозрачная капля стекла по запотевшему пузатому боку, и я протянула к нему дрожащую руку.
Рискуя уронить драгоценную ношу, я сделала несколько жадных глотков, похрумкивая льдинками и ударяя стеклянным бортиком
Вторая рука нехотя выпросталась из под одеяла, и я с изумлением уставилась на иглу, воткнутую в вену и тонкую, прозрачную трубку с присоединенной к ней бутылью с зеленоватой жидкостью. Из толстого горлышка в распределитель, редко, не больше дюжины раз в минуту капали прозрачные капли. Кисть венчал искусно собранный лубок, обмотанный эластичным бинтом, каждый из пальцев был прочно зафиксирован и не шевелился, как бы я не старалась. Ворсистая ткань была пропитанная пахучей, густой мазью.
Я сразу вспомнила мерзкий аромат монструозного льва и меня перекосило.
Откинув одеяло, я едва сдержалась, чтобы не заорать.
От лодыжки до верхней части бедра шла синюшная, бугрящаяся припухлость, не имеющая ничего общего с гематомой от вывиха или порванной связки поскольку ниже колена, зияла огромная рвано-жёванная рана с почерневшими краями, которые не торопились стягиваться несмотря на два десятка аккуратных стежков.
У самой раны кожа припухла сильнее чем везде. Я набралась мужества и осторожно потыкала пальцем в свою конечность, не веря в то, что моя нога может быть такой толщины. Я ожидала боль, притуплённую лекарством, и всё же, но ничего не почувствовала.
— Ааааа, уже проснулась, — заговорила со мной внезапно вошедшая в приоткрытую дверь незнакомка. Лицо и фигура были как у очень молодой девушки, а вот волосы…седые, словно пепел…густые, но безжизненные. Она быстро подошла ко мне и споро заменила пустую бутылку в капельнице на полную. — А твой друг ушёл. Сказал будет к ужину.
— Где я? — не придумала ничего умнее, чем спросить эту банальщину. Пф.
— В Андоре, конечно, ближайшей к приграничным лесам Проклятой чащобы.
Я важно кивнула, словно понимала, о чем речь.
— А кто вы и…что с моей ногой? — я старалась спросить это легко, непринужденно, но на последнем слове дала петуха.
— Теперь…всё хорошо. — Задумчиво почесала седую бровь девушка, но жест её оптимизма мне не прибавил. — Я — Варки.
— А поконкретнее…
— Ваарки Роул-нас-Пиру, — ответила она, удивляясь моей настойчивости. — Из рода Карающего Листа.
— Да нет, — хмыкнула. — Я про лодыжку.
— ААААА, ну с этим то всё ясно. Тебя пожевал немёртвый, по рассказам Теомира, похож на мантикора.
— Немёртвый? — спросила я вслух. Мантикора? Повторила уже про себя.
— Зомби первого порядка, Эва, — налила мне новый стакан ледяного напитка седая девушка. — Тебе очень повезло, трупный яд проник в кровеносную систему, еще бы час-другой и ходячей стала бы ты…
— Зомби первого порядка, Эва, — налила мне новый стакан ледяного напитка седая девушка. — Тебе очень повезло, трупный яд проник в кровеносную систему, еще бы час-другой и ходячей стала бы ты…