Кости
Шрифт:
– Посмотрим, что обнаружат наши копальщики. А тем временем надо понять, что у нас уже есть.
Я высказал свои мысли о человеке, зацикленном на болоте.
– Может быть, – обронил Майло. Рид не сказал ничего.
Дом Селены Басс, переделанный из гаража, был двухэтажным и располагался за одноэтажным двухквартирным зданием, отделанным белой штукатуркой.
В самой большой квартире в этом здании, окруженном декоративными апельсиновыми и банановыми деревьями, проживала хозяйка «поместья», древняя дама по имени Анюта Розенфильд, величественно восседавшая в кресле на колесиках. Веселая горничная-филиппинка провела нас в тесную гостиную, где было не продохнуть от розовых бархатных драпировок, растений в горшках и фарфоровых фигурок на вычурных подставках.
– В январе ей исполнится сто лет!
Старуха не пошевельнулась. Глаза ее были открыты, но взгляд их казался бессмысленным, а колени ее, похоже, были настолько хрупкими, что не выдержали бы даже веса одной из ее драгоценных фарфоровых куколок.
– Это поразительно, – отозвался Майло, останавливаясь поблизости кресла на колесиках. – Мэм, можем мы получить ключи от жилища мисс Басс?
– Она ничего не слышит и не видит, – сообщила горничная. – Задавайте все вопросы мне. – Она ткнула себя пальцем в грудь. – Луз.
– Луз, можем мы…
– Конечно, офицеры! – Она извлекла ключ из кармана своей формы.
– Спасибо большое.
– С ней все хорошо – с Селеной?
– Вы ее знаете?
– На самом деле, я ее не знаю, но иногда вижу ее. В основном тогда, когда ухожу. Иногда она тоже уходит.
– Когда вы видели ее в последний раз?
– Хм-м… вот сейчас, когда вы это сказали, я припоминаю, что не видела ее уже довольно давно. И знаете, я не видела свет в ее доме… уже несколько дней, по меньшей мере. – Она судорожно вздохнула. – А теперь приехали вы… о, Боже!
– Несколько дней? – переспросил Рид.
– Примерно четыре, – уточнила Луз. – Может быть, пять, я не считала.
– Какой она была?
– Я никогда с ней не разговаривала, мы просто улыбались и говорили «привет». Она казалась очень милой. Красивая девушка, худая, совершенно никаких бедер, сейчас все такие.
– В какое время вы обычно уходите с работы? – спросил Майло.
– В семь часов вечера.
– Кто-нибудь работает здесь в ночную смену?
– В семь часов домой приходит дочь миссис Розенфильд, Элизабет. Она работает сиделкой в больнице Сент-Джон. – Луз заговорщицким шепотом продолжила: – Ей семьдесят один год, но ей все еще нравится работать в неонатальном отделении интенсивной терапии, с младенцами. Так я с ней и познакомилась. Я – аттестованная сиделка и тоже работала в интенсивной терапии. Я люблю младенцев, но здесь мне нравится больше. – Она погладила свою подопечную по плечу. – Миссис Эр – очень славная женщина.
На губах старухи появилась добродушная улыбка. Кто-то напудрил ей лицо, накрасил веки синими тенями, наманикюрил ногти. Воздух в комнате был спертым и густым. Розы и гаультерия.
– Что еще вы можете рассказать нам о Селене Басс? – напомнил Майло.
– Хм-м, – протянула Луз. – Я уже говорила, она милая… пожалуй, чуть застенчивая. Похоже, она не любила долгие разговоры. Я никогда не слышала, чтобы Элизабет жаловалась на нее, а Элизабет любит пожаловаться.
– Полное имя Элизабет?
– Элизабет Майер. Она вдова, как и ее матушка. – Горничная опустила глаза. – У нас троих это общее.
– А, – произнес Майло. – Сочувствую вашей потере.
– Это было давно.
Миссис Розенфильд снова улыбнулась. Трудно было понять, чем была вызвана эта улыбка.
– Кто живет во второй квартире? – спросил Майло.
– Мужчина, француз, его почти никогда не бывает дома. Он профессор; думаю, преподает французский язык. Чаще всего он во Франции. Вот как сейчас.
– Как его имя?
Луз покачала головой.
– Извините, вам нужно спросить у Элизабет. За два года я видела его всего пару раз. Симпатичный мужчина, с длинными волосами – как у того актера, такого тощего… Джонни Деппа.
– Похоже, у вас тут довольно тихое местечко, – заметил Майло.
– Очень тихое.
– К Селене когда-нибудь приходили друзья?
– Друзья – нет. Один раз я видела ее с парнем, – сказала Луз. – Он ждал Селену на тротуаре, и она села в его машину.
– Что это была за машина?
– Извините, я не видела.
– Вы можете описать его?
– Он стоял ко мне спиной, и было темно.
– Высокий, низкий? – спросил Рид.
– Среднего роста… ах да, точно одно – у него не было волос, бритая голова, как у какого-нибудь баскетболиста. От его головы отражался свет.
– Этот мужчина был белым? – уточнил Рид.
– Ну… – промолвила Луз, – не черным, точно. Хотя я полагаю, что он мог быть светлокожим черным. Извините, я видела его только со спины; полагаю, он мог быть кем угодно. Он что-то сделал с Селеной?
– Мэм, на данный момент у нас даже нет подозреваемого. Вот почему все, что вы видели, может оказаться важным.
– Подозреваемый?.. Так она…
– Боюсь, что да, – подтвердил Рид.
– О нет. – Глаза горничной увлажнились. – Это так грустно, такая молодая… о, Боже… Жаль, что мне больше нечего вам рассказать.
– Вы и так сказали многое, – заверил ее Майло. – Не сообщите ли ваше полное имя, для протокола? И контактный телефон.
– Луз Елена Рамос. Не опасно ли оставаться здесь?
– У нас нет причин так думать.
– Ох, – вздохнула Луз. – Мне немного боязно. Лучше поберечься.
– Я уверен, что с вами все будет в порядке, мисс Рамос, но осторожность никогда не повредит.
– Когда вы приехали, я догадалась, что что-то случилось. Проработав в больнице восемь лет, начинаешь понимать, как выглядят плохие новости.
Жилище Селены Басс, площадью в четыре сотни квадратных футов, несло следы своего гаражного прошлого.
Потрескавшийся бетонный пол был покрашен бронзовой краской и отлакирован, но сквозь лак проступали масляные пятна, в воздухе витал слабый запах смазки и бензина. Низкий потолок из побеленного гипсокартона делал комнату тесной. Стены были отделаны тем же материалом, небрежно прикрепленным к деревянной обрешетке. Были видны проклеенные скотчем швы; головки гвоздей торчали тут и там, словно юношеские угри.