Кости
Шрифт:
Его рука по-прежнему лежала на плече Ченса, и тот задумался – может быть, этот тип педик?
– Ну да, – произнес он, слегка отодвигаясь.
Дабофф почесал колено, опять нахмурился и потер розовый волдырь.
– Остановился у болота, чтобы проверить, не накидали ли там мусора. Должно быть, там меня кто-то укусил.
– Обеспечивать едой братьев наших меньших – хорошее дело, – сказал Ченс.
Дабофф смотрел на него, словно пытаясь понять, не морочит ли парень ему голову.
Ченс снова напустил на себя облик Мистера Искренность, и Дабофф, решив, что тот говорил от души, улыбнулся.
– Полагаю, ты прав… ладно, я просто подумал, что надо зайти и проверить, как у тебя дела, перед тем как твоя вахта завершится.
– У меня все отлично, сэр.
– Ладно, попозже я еще зайду.
– Эм-м, сэр… мне вроде как скоро уходить, – напомнил Ченс.
Дабофф улыбнулся.
– Ну да, конечно. В десять можешь закрывать офис. Я приду потом. – Он направился к двери, потом остановился и оглянулся. – Ты делаешь благое дело, Ченс, что бы ни сподвигло тебя на это.
– Совершенно верно, сэр.
– Зови меня Сил.
– Договорились, Сил.
– Ты ничего не хочешь мне передать? – осведомился Дабофф.
– Что именно, сэр?
– Были звонки или сообщения?
Ченс улыбнулся, сверкнув идеальными белыми зубами, которыми был обязан пяти годам посещения кабинета доктора Вассермана.
– Ничего не было, Сил, – с абсолютной уверенностью в голосе ответил он.
Глава 2
Бобу Эрнандесу были нужны деньги.
Ничто, кроме денег, не могло дать ему возможность выбраться из ситуации.
В пять часов утра «Тихоокеанские общественные склады» походили на заполненный туманом мусорный контейнер – словно одно из тех мрачных местечек, которые используют в качестве декораций к фильмам о серийных убийцах и наркоторговцах. Здание было открыто круглосуточно, но большинство ламп, которые должны были освещать проходы между отсеками, были выкручены, и аукционисту приходилось светить ручным фонариком.
В этот час еще никто до конца не проснулся, не считая этого азиата. Жалкое зрелище по сравнению с другими аукционами, на которых доводилось присутствовать Бобу. Только он, еще четыре человек и аукционист, седовласый тип по имени Пит в костюме и при галстуке. Костюм был коричневый и дешевый, а галстук висел мятой тряпкой. Этот тип напомнил Бобу одного из тех неудачливых адвокатов, которые болтаются вокруг здания городского суда, ожидая, когда им перепадет какое-нибудь дело.
Лос-анджелесские законники, совершенно не похожие на тех, которых можно увидеть в фильме «Закон Лос-Анджелеса». Или «Юристы Бостона», если уж на то пошло.
Боб хотел бы иметь дело только с симпатичными девушками-адвокатами, которые страстно защищали бы его – и после того, как спасут его задницу, не менее страстно предлагали бы ему уединиться где-нибудь вдвоем…
Вместо этого ему назначили Мэйсона Сото из отдела государственной защиты, который учился в Беркли и три раза за разговор упомянул об этом. Пытался подружиться с Бобом, словно они были в детском саду, говорил об иммиграции, о «Ла раса» [4] .
4
«Ла раса насьон» (исп. La Raza Nation, LRZ) – преступная группировка, действующая в США; основана в 1972 г. Цвета группировки – зеленый, белый и красный (так же, как у мексиканского флага).
Мэйсон Сото вырос в Сан-Франциско и считал, что страна должна открыть границы для всех. Боб рос в Западной Ковине. Его отец был из семьи мексиканцев, перебравшихся в Америку три поколения назад, и, отслужив в морской пехоте, устроился пожарным. Мать была из семьи шведских эмигрантов, живших в США уже четыре поколения, и работала в полиции диспетчером. Оба брата Боба стали копами, и вся семья, включая его самого, считала, что люди должны играть по правилам, а тех, кто этого не делает, следует отправлять куда подальше пинком под зад.
Он говорил Сото: «Я вас слушаю», – надеясь, что это заставит адвоката приложить побольше усилий; тогда не придется выплачивать штрафы за нарушение правил дорожного движения, а также за неявку в суд.
В течение всего заседания Сото щелкал клювом, и в итоге Боба приговорили к огромному штрафу и десяти дням заключения в окружной тюрьме, которые потом сократились до пяти, а затем и вовсе до одной-единственной ночевки в камере, поскольку тюрьма была переполнена. Но, черт побери, одного дня в этой адской дыре было более чем достаточно.
Штраф был куда более тяжелой проблемой. Три с половиной тысячи баксов, которые ему нужно было где-то найти за шестьдесят дней; но случайные заработки все никак не подворачивались, и ему даже нечем было заплатить за жилье. Не говоря уже об алиментах. Если Кэти решит доставить ему неприятности, он влип.
Боб скучал по детям, живущим сейчас в Хьюстоне у родителей Кэти.
Честно говоря, он скучал и по Кэти.
И он сам был во всем виноват. Нечего было перепихиваться с женщинами, на которых ему было совершенно плевать, – он до сих пор не понимал, зачем это делал.
Пятьсот долларов Боб взял в долг у матери, сказав, что они пойдут на уплату штрафа. Но городские власти не принимали выплаты по частям, поэтому ему нужно было найти какой-то заработок, чтобы отдать деньги за жилье и выплатить сумму штрафа.
Вчера ему перезвонили из компании по перевозке деревьев в Согасе и сказали, чтобы он приехал и заполнил анкету, – может быть, что и подвернется.
А пока что Боб делал все, что мог. Поднялся в четыре часа утра и выехал из Альгамбры в Плайя-дель-Рей, чтобы быть возле складского здания, когда оно откроется.
Он прочел о заброшенном аукционном складе несколько месяцев назад в Интернете и забыл об этом – до тех пор, пока на него не свалилась необходимость выплачивать штраф. Боб был не настолько глуп, чтобы считать, будто ему повезет наткнуться на одно из тех сокровищ, о которых пишут в газетах, – бейсбольную карточку Хонуса Вагнера или редкую картину. Он связывал все свои надежды с «И-бэй». Потому что там люди могут купить все, что угодно. На «И-бэй» ты можешь продать даже образец табуретки с витрины магазина.