Костяная корона
Шрифт:
Остарион подошел к нему.
– Зачем? – тихо спросил он. – Что я вам такого сделал, что вы решили меня так подло уничтожить? Ради чего вы пошли на предательство?
– Предательство? Бездна тебя поглоти, нобилилл! Разве покидая деревню, оставляя нас без своего меча, ты нас не предавал? – Старик закашлялся. – Но я скажу. Ты упрямец, Остарион. Но твои молодые нобилиллы такие же упрямцы, как и ты. Этот меч… не для лучших, Остарион. Это меч Бездны, данный нашему народу богами… я собирался обменять его у пауков на новую жизнь. Но твой друг Кип проткнул копьем их… вождя.
Остарион поморщился
– Да что ты такое несешь?!
Старейшина кивков головы указал на паучье тело, лежащее в болоте. Остарион медленно подошел к нему, оттянул его за лапу и в ужасе отпрянул – вместо ужасной морды паука там было, наполовину ушедшее в воду, туловище человека! Нобилилл, утихомирив страх, вытащил из воды и повернул голову мутанта и вновь отпрянул в ужасе. На его лице было четыре глаза, и по углам рта находилось по два клыка. Кожа мутанта была бледно—серой, глаза красны.
– Ты хотел стать этим чудовищем? – Остарион гневно посмотрел на старейшину.
– В этом было наше спасение… – старейшина улыбнулся. – Но, предав тебя, я сам попался под предательство. Даже Кииссат отвернулся от меня, едва увидел… его. Давай, Остарион, убей меня. Подари старику смерть… как король.
– Я уже подарил ее тебе, – тихо сказал Остарион и забрал и забрал из слабеющих рук старика свой меч.
– Остарион! Остарион! – Кип звал нобилилла, пытаясь углядеть его в погибших. Он бегал вокруг полуразрушенных и обгорелых хижин, перепрыгивая через трупы пауков. Он не видел его в возвратившихся нобилиллов и думал, что тот попал в битву и думал о худшем, правда, не теряя надежды.
Юноша сидел на бревне и невидящим взором смотрел на лица утопших и убитых. Горе захлестнуло его – он не мог сказать ни слова. Но постепенно, оно вымещалось решительностью. Нобилилл точно знал, что уйдет отсюда. Но теперь уйдет не один. На его памяти это был третий раз, когда пауки таким большим количеством нападали на деревни и каждый раз, одна из деревень уничтожалась. Это случилось и сейчас. Теперь больше нет деревень. Выжившие нобилиллы разделяли горе Остариона, но не пали духом. Ведь они победили. Но какой ценой. Они знали, что это произойдет вновь, рано или поздно, но не могли ничего с этим поделать. Над нобилиллами навис рок гибели. Отовсюду слышался плач и стоны. Раненых было много, и не каждый из них выживет. Теперь у них был выбор – уйти, или остаться. Но все они прекрасно понимали, что это – последняя победа. Пауков было в три раза больше, чем всех нобилиллов в деревне, но они выстояли.
Деревья, закрывавшие своими ветками небо, скосились. Многие ветви на них были обломаны в пылу битвы и теперь болото освещалось тусклым светом солнца. Теперь на деревьях невозможно было что—то построить – толстые ветви уже ничего не выдерживали.
Остарион воткнул свой меч рядом с собой и дотронулся до свежей раны на щеке. Из нее все еще шла кровь, кожа вздулась, но нобилиллу было откровенно плевать на этот факт. Он смотрел в воду и смотрел, ему казалось, что сейчас стоит заплакать, но слез не было. Глаза оставались сухими. Остарион видел побежденный народ в воде, а не побежденный – позади себя.
Кип положил руку на плечо юноши.
– Сколько нас осталось? – спросил Остарион, с ненавистью
– Треть, – Кип говорил с трудом, нервно разглядывая знакомые лица умерших. – Лишь малая толика того, что было. Наша деревня разрушена. То, что хотел сделать старейшина… я словно обезумел. Я стану таким только если все живые существа мира станут… ими.
– Да, я знаю. – Остарион улыбнулся. – Спасибо тебе, Кип, что ты обезумел. И спасибо тебе за него, – Остарион протянул ему нож. – Он спас мне жизнь.
– Оставь себе. Мою жизнь спасать ни к чему, а вот твою стоит. – Кип недовольно оглядел рану на затылке и Остарион это заметил.
– Меня предали, Кип, – Он убрал нож. – Старейшина предал меня. Из—за него, – он показал ему меч. – Это плохо кончилось для всех нас.
– Я знаю.
– Но мы все еще живы.
– Мы потеряли наш дом. Теперь у нас нет ничего – ни крова, ни пищи, все наши скудные посевы погибли в огне. Странно, что огонь не перебрался на сам лес, – сказал Кип. – Хотя этот проклятый кусок земли никакой огонь не возьмет. – Нобилилл прошел к своей хижине, поваленной в болото, и вытащил оттуда полудохлого паука. Тварь еще дрыгала лапами и пыталась разглядеть противника оставшимся глазом – остальные были выбиты. Паук двигал жвалами, словно пытаясь укусить. С них капал яд. Недолго думая, Кип выбросил его в воду. Тварь забилась в предсмертной агонии и утонула, оставив после себя ядовито—зеленые разводы.
– Нам нельзя здесь оставаться, – подытожил Остарион. Он вытащил меч из земли и оттер от паучьей крови. Старейшина дрался им в последний раз. – Теперь даже десяток пауков способен уничтожить наш народ полностью. И я говорю тебе – если мы останемся здесь хотя бы на пару дней – мы все погибнем. Я знаю, как отсюда выйти, я уже выходил к пустыне, а дальше стоят уже зеленые земли. Старейшина сказал мне, кто я. Я – сын короля. Короля больше нет. Значит теперь это я.
Кип заглянул ему в глаза и устало покачал головой. Все, кому не лень, могли сейчас так говорить, но правее от этого они бы не стали. Остарион заметил его недоверие, тщательно скрываемое от него, и усмехнулся.
– Всякий может быть королем, – помедлив, ответил Кип, пряча глаза и пытаясь встать на более сухое место, не пропитанное кровью и желчью. Нобилилл обрадовался возможности покинуть Черный лес, но тайны неизведанных дорог пугали его. Он не знал, как к ним отнесутся люди, если они вообще смогут покинуть это место. Остарион вновь приметил его недоверие, но против ничего не сказал. Он понимал недоверие каждого из них. Ведь они были и у него самого. Догадки – вот, что у него сейчас было. Догадки и только. Но он решил, если не сейчас он поведет их – значит, никогда не поведет. Нобилиллам был нужен лидер и Остарион был готов им стать. – Но старейшина говорил, что снаружи нас ждет еще более жестокая смерть, чем здесь.