Костюмер
Шрифт:
СЭР ДЖОН. Измотали меня. Свиньи. Ненавижу свиней.
НОРМАН. Кого это? Кого вы ненавидите? Критиков?
СЭР ДЖОН. Критиков? Чтоб я ненавидел критиков? Да я не испытываю к ним ничего, кроме жалости. Стоит ли ненавидеть слабоумных, уродов или покойников? Ублюдки!
НОРМАН. Тогда про кого вы?
СЭР ДЖОН. Что про кого?
НОРМАН. Кого же вы тогда ненавидите?
СЭР ДЖОН. Дай отдохнуть, Норман, не приставай с расспросами. Дай отдохнуть. Только не уходи, пока я не засну. Не оставляй
Молчание. Норман наблюдает за ним, потом вытаскивает из кармана свою фляжку и обнаруживает, что она пуста. Он на цыпочках выходит из комнаты. В коридоре он встречает миледи; в руках у нее мешок с рукодельем.
МИЛЕДИ. Он спит?
НОРМАН. По — моему, да.
МИЛЕДИ. Я посижу с ним.
НОРМАН. Только не разбудите его, миледи, хорошо? Он очень устал. (Уходит.)
Миледи входит в гримуборную и умышленно поднимает шум. Сэр Джон вскакивает.
СЭР ДЖОН. Что, мой выход?
МИЛЕДИ. Нет. Еще антракт. (Усаживается и начинает штопать трико). Мне надо тебе кое-что сказать.
СЭР ДЖОН. Норман сказал, что, по твоим словам, я был сегодня великолепен.
МИЛЕДИ. Я ничего такого не говорила. Он что-то выдумывает.
СЭР ДЖОН (после паузы). Так что ты хочешь мне сказать?
МИЛЕДИ. То, что я всегда говорила и говорю.
СЭР ДЖОН. Тебе же известен мой ответ.
МИЛЕДИ. Ты работал как вол. Кое-что скопил. Хватит! Сегодня же в своей речи под занавес попрощайся с публикой.
СЭР ДЖОН. Не могу.
МИЛЕДИ. Не хочешь.
СЭР ДЖОН. У меня нет выбора.
МИЛЕДИ. Ты умрешь. Если не покончишь с этой суетой. Ладно, это твое дело. Но зачем же ты меня заставляешь так жить!
СЭР ДЖОН. Я человек слабый, кисонька. Делаю, что мне велят. Я — жалкий трус, боящийся кнута. Я совершено измотан.
МИЛЕДИ. Ну нет. Ты — упрямец, да — да, жестокий, безжалостный упрямец!
СЭР ДЖОН. Неправда.
МИЛЕДИ. Ты на редкость непроницателен для актера. Мобилизуй всю свою фантазию, все свои способности, постарайся почувствовать то, что чувствую я, с чем я вынуждена справляться.
СЭР ДЖОН. Я понимаю. Но ты нужна мне рядом — реальная и близкая.
МИЛЕДИ. Ну да, я рядом — сижу штопаю трико. Очень близкая и вполне реальная. Я только о том и прошу тебя, Бонзо, давай остановимся! Сегодня же. В конце недели. Хватит. Я больше не могу.
СЭР ДЖОН. Если б это было возможно!..
МИЛЕДИ. Это возможно!..
СЭР ДЖОН. Нет!..
МИЛЕДИ. Ты же обманываешь только себя.
СЭР ДЖОН. Если бы это было так, разве я играл бы здесь под бомбами, рискуя жизнью, рискуя остаться без рук, без ног? И дело даже не в выборе. Мной руководит долг. Я должен поддерживать в людях веру.
МИЛЕДИ. Вздор.
СЭР ДЖОН. Что именно?
МИЛЕДИ. Ты ничего не делаешь бескорыстно. И навязываешь свои правила игры другим. Мне, например. Насильно. Не имея на то законных прав.
СЭР ДЖОН. Неужели формальный брак имеет для тебя такое значение?
МИЛЕДИ. Ты неверно меня толкуешь. Причем сознательно.
СЭР ДЖОН. Мне следовало бы выудить у нее согласие на развод.
МИЛЕДИ. Ты не развелся, потому что ты мечтал получить титул.
СЭР ДЖОН. Это неправда.
МИЛЕДИ. Нет, правда. Ты знаешь, в чем твое преимущество. Все, что ты делаешь, выгодно тебе и никому другому. Вечно говоришь про свою измотанность. Начинает казаться, что ты какой-то зависимый человек — рабочий сцены. Ты ничего не делаешь бескорыстно. Есть только ты. Один ты.
СЭР ДЖОН. Не надо, кисонька, бить лежачего, не надо заталкивать меня глубже в грязь…
МИЛЕДИ. Миледи! Сэр! Все это выдумки! Господи, ты просто заштатный актер — режиссер, колесящий по провинции, никакой ты не гений, влияющий на умы. Сэр! Миледи! Взгляни на меня — вот я сижу здесь и штопаю трико. Взгляни на себя. Шалашик Лира — хоромы по сравнению с тем, как ты живешь.
СЭР ДЖОН. Я дивлюсь тебе, кисонька. При твоем происхождении. Твой отец был человек родовитый. Мастер своего дела.
МИЛЕДИ. Мастер. Происхождение. Служение. Я слышала это всю жизнь. Отец тоже вечно рассуждал таким образом, будто на нем лежит апостольская миссия.
СЭР ДЖОН. Я плохо себя чувствую, а мне еще предстоит прожить полжизни короля Лира, тащить тебя на руках и выть, выть и потом говорить.
МИЛЕДИ. Сэр! Миледи! Мы просто посмешище. Никогда ты не получишь титула! И наша единственная награда — аплодисменты публики.
Молчание.
СЭР ДЖОН. Помнишь, несколько лет назад одна из наших Гонерилий, высокая красивая брюнетка с греческим носом…
МИЛЕДИ. Флора Бейкон.
СЭР ДЖОН. Да, наверное, Флора. Помнишь, я однажды накинулся на Нормана: он подал мне трико наизнанку во время короткой перестановки в «Агасфере». А может, это был «Знак креста». Ну все равно. Она повернулась ко мне: «Хоть он вам и слуга, — говорит, — но он человек». А потом спрашивает Нормана: «Почему вы от него не уйдете? Почему вы с этим миритесь?» А Норман в ответ: «Пустяки. Он столько отдает другим, что и от него можно что-то стерпеть». И он был прав. За честолюбие и страсть надо платить, и цена им — нетерпимость, фанатизм, лишние эмоции. Таким людям очень трудно исполнять свою миссию: борьба и чувство долга должны их поддерживать. На таких людях лежит проклятие, и окружающим приходится страдать от них. Норман это понимает. Он знает, что всему виной не я, а то, что клокочет во мне и выплескивается на других. Флора Бейкон не понимала. Она звала меня эксплуататором. И зачем только я ее нанял?