Кот ушел, а улыбка осталась
Шрифт:
— Скажи ей, — обратился Саша Кляйн к бедуину, — чтобы шла быстрее. Она у нас в кадре.
Бедуин что-то крикнул, женщина пошла быстрее, подошла к верблюду, взяла его под уздцы и повела.
— Скажи ей, чтобы поставила верблюда на место. Бедуин что-то крикнул женщине. Она ответила.
— Говорит, верблюд устал. Пока не заплатите, не даст его снимать.
— Скажи, что мы за верблюда уже заплатили, если не вернет на место, я полицию вызову, — сказал Саша Кляйн.
— Вы заплатили третьей жене хозяина верблюда, а это первая.
— И сколько у него жен?
— Пять.
— И
— Да, всем. А можно мне.
— А тебе за что?
— Я хозяин верблюда.
— А все-таки, где Зураб? — спросил я Сашу Кляйна.
— Не переживайте, Георгий Николаевич, рано или поздно появится.
ЗУБ ВЕРБЛЮДА
Я уже писал, что переводчиком на этом фильме со мной работал Зураб Качкачишвили. Зураб свободно говорил по-французски, по-грузински, по-английски, по-русски, на иврите и арабском. Переводил он идеально, но был у него и недостаток.
Съемочная площадка. Репетирую с актерами. Зураб переводит. Отвлекся. Нет Зураба.
— Зураб! Где Зураб?!
— Только что здесь стоял.
— Зураб! — вызывают его по рации.
— Бегу, Георгий Николаевич!
В тот день настраивались на съемку эпизода «Мераб прощается с Джейн» (Джейн играла израильская актриса Шэрон Брэндон). Юсов ставит свет. Механики укладывают рельсы. Саша Кляйн руководит массовкой. Я репетирую с актерами. Зураб переводит.
Подошел к Юсову, посмотрел в объектив. Обернулся — нет Зураба.
— Зураб! Где Зураб?!
— Только что здесь был, — сказала французская практикантка Софи.
— Георгий Николаевич, посмотрите, — Саша Кляйн показал мне наручники, которые принес реквизитор Моня для эпизода «Мераб приковался к ручке «Мерседеса» голландского консула».
— Подойдут или другие искать?
— Подойдут. Появился Зураб.
— Я здесь, Георгий Николаевич. Что надо?
— Зураб, для интенсификации производства фильма надо тебя этими наручниками к Георгию Николаевичу приковать, — сказал Саша Кляйн, — всегда будешь рядом, когда нужен.
— С превеликим удовольствием! Не будете гонять меня по всему Израилю с поручениями!
— Вот и прикуйся! Георгий Николаевич, не возражаете?
— Это моя мечта! — сказал я.
Так мы с Зурабом оказались «скованными одной цепью».
Репетируем. Подошел Гена Давыдов.
— Приковали? — весело спросил он. — Правильное решение. Зураб, там тебя спрашивают.
— Маленький в кипе?
— Маленький в кипе.
— После съемки пусть приходит, — сказал я. — Так, пошли актеры. Пошел Жерар! Стоп! Еще раз, пожалуйста.
— Георгий Николаевич, это за лекарством, — сказал Зураб. — Сейчас я тебе его дам, Гена, а ты передай, пожалуйста. Руку чуть-чуть опустите, Георгий Николаевич, я в карман не могу залезть, — Зураб достал из кармана маленький пузырек. — Гена, вот капли Вотчала (были такие советские капли, популярные среди выходцев из Союза). — Скажи, по двадцать капель три раза в день.
Гена взял пузырек и ушел. Снимаем. Появилась Нина Мамиконовна Тер-Осипян. В белых кожаных джинсах и в красной бейсболке. Скромно стоит в сторонке. Сняли два дубля. Меняем точку.
— Георгий Николаевич, отстегните меня на пять минут, пожалуйста, — сказал Зураб. — Я обещал помочь Мамиконовне мячики для бадминтона купить.
— В рабочее время?
— Завтра она улетает!
— Саша, отстегни Зураба.
— До обеда, господа, вы неразлучны. Ключ у Мони. А Моня уехал к Саше Хайту (Саша Хайт в городке Ашдод готовил завтрашний объект), — сказал Саша Кляйн.
— Далеко магазин? — спросил я Зураба.
— Да здесь рядом.
— Вы сами хотите пойти?! Ни в коем случае! — запротестовала Мамиконовна.
— Нина Мамиконовна, пять минут у Георгия Николаевича есть, — сказал Юсов. — Мы диг будем ставить. Иди, Гия.
И мы быстро пошли. Без привычки идти прикованным было не очень удобно.
— Георгий Николаевич, вы так рукой не размахивайте, Зурику больно! — сказала Мамиконовна.
— Стараюсь.
— Георгий Николаевич, извините, пожалуйста, мы вас обманули. Мячики для племянника мы еще вчера купили. А сегодня он обещал мне шекели на доллары поменять. Не хотел об этом при всех говорить, — сказал Зураб.
В то время в Тель-Авиве менялы обменивали шекели на доллары и доллары на шекели прямо на улице, почти открыто. В банке курс был намного ниже. Наш меняла, небритый пожилой мужчина в черной кепке с большим козырьком, какие в сороковых носили в Грузии, стоял возле газетного киоска.
Подошли, Зураб представил меня и Мамиконовну. Сказал, что мы люди в своей стране очень известные. Говорили по-грузински. Меняла сказал, что ему очень приятно иметь дело с такими клиентами. Сам он был из Кутаиси, звали его Иосиф.
— А правда, что Горбачев приказал все виноградники вырубить? — спросил меняла.
— Не слышали о таком приказе.
— Что он говорит? — спросила Нина Мамиконовна.
— Дорогая, я говорю, что поменяю вам по самому выгодному курсу, — сказал меняла по-русски. — Но если у вас большая сумма, надо будет поехать в другое место.
— Сумма не очень большая. Главное, чтобы фальшивых не было, — попросила Мамиконовна.
— Фальшивых, дорогая, у меня не бывает! Для вас персонально, я на каждой стодолларовой купюре свою подпись поставлю.