Котенок. Книга 3
Шрифт:
— Вас не было там, Галина Николаевна! — сказала Сергеева. — О чём вы вообще говорите?! Почему вы защищаете Крылова?! Он предатель! Из-за него ранили Васю Громова!
Секретарь комитета замерла, перестала записывать: взглянула на старосту нашего класса. Я тоже посмотрел на Лидочку — увидел на её лице блеск слёз. Почувствовал, как Волкова сжала мою руку.
— Чтобы помочь милиции?! — воскликнула Кравцова. — Поэтому он хотел перерезать нам горло?! Галина Николаевна, вы не видели его глаза… тогда! Вы ничего о нём не знаете!
Комсорг сжала кулаки, стиснула зубы. По классу прокатились шепотки в поддержку Наташиных слов. Я покачал головой; вдруг вспомнил, как смотрела на меня Кравцова «тогда»: стоя на камне около озера.
— Зато вы все остались живы! — воскликнула Алина.
Одноклассники взглянули на неё: недовольно, будто моя соседка по парте сказала неуместную сейчас глупость. Кравцова фыркнула. Сергеева громко всхлипнула, достала платок — утёрла слёзы.
— Слово предоставляется Ивану Крылову! — объявила комсорг. — Послушаем, что ты скажешь в своё оправдание, Иван. Если, конечно, тебе есть что сказать.
Наташа скрестила на груди руки, склонила на бок голову. На меня посмотрели все мои явившиеся на собрание одноклассники. Взглянула мне в лицо даже Лидочка Сергеева.
— Хм, — произнёс я.
Встал, поправил очки. Заметил: Сергеева вздрогнула и отшатнулась, будто действительно видела во мне воплощение всех злодеев мира. Я покачал головой и снова хмыкнул.
Сказал:
— Прошу прощения у девчонок, которых в четверг напугал своим поведением. И благодарю парней, которые мне в тот день не мешали. И снова говорю спасибо Галине Николаевне за булочку.
Я улыбнулся Снежке. Обвёл взглядом притихших учеников десятого «А» класса, взглянул на Наташу Кравцову и на секретаря школьного комитета комсомола. Покачал головой.
— Считаю, что все выдвинутые против меня обвинения — это… ложь и провокация, — заявил я. — Так и запишите в протокол, товарищ секретарь. Вот и всё, что я обо всём этом думаю.
Пожал плечами, уселся на своё место. В классе почти минуту царила тишина, словно школьники дожидались продолжения моей пламенной речи. Но я молчал, улыбался. Думал о том, что пора заканчивать эту игру в важное собрание и идти обедать. Почувствовал, как Волкова снова накрыла ладонью мою руку. Увидел: Алинин жест заметила и Кравцова, и Сергеева, и все, кто сидел неподалёку от моей парты. Алина решительно сжала губы, не убрала руку — она взглянула на комсорга, приподняла подбородок. По классу снова прокатилась волна шепотков. Наташа ухмыльнулась, повернула лицо в сторону секретаря — та завершила записи, терпеливо дожидалась продолжения собрания. Комсорг кивнула и снова обратилась к классу.
— Будем голосовать, — объявила она. — Поднимите руку те, кто голосует за исключение ученика десятого «А» класса Ивана Крылова из рядов Всесоюзного ленинского коммунистического союза молодёжи.
Наташа первая вскинула над головой руку. На меня Кравцова не смотрела — она водила взглядом по кабинету. Я почувствовал, как пальцы Волковой впились в моё предплечье. Почудилось, что Алина затаила дыхание. Я накрыл её холодные пальцы своей ладонью; заглянул во влажно блестевшие глаза своей соседки по парте, улыбнулся. Увидел, как уверенно подняли руки Лидочка Сергеева и другие сидевшие передо мной девчонки. Взглянул на лес из рук в соседних рядах. Заметил, что рука Свечина взметнулась выше прочих, будто Лёня опасался: её не заметят. Обратил внимание, что сидевшая на месте Васи Громова Снежка укоризненно покачала головой. Перевёл взгляд на Кравцову — та посмотрела мне в глаза и хмыкнула.
— Двадцать два голоса за исключение Кравцова из комсомола, — сказала она. — Спасибо, товарищи. Можете опустить руки. Теперь посмотрим, кто против моего предложения…
— Я против! — сказала Волкова.
Наташа ещё говорила, когда Алина вскинула руку.
Комсорг будто не заметила жест Волковой, монотонно проговаривала:
— … Те, кто голосует против исключения ученика десятого «А» класса Ивана Крылова из рядов Всесоюзного ленинского коммунистического союза молодёжи.
Краем глаза я заметил движение — повернул голову: отметил, что руку над головой подняла и Снежка.
Кравцова увидела жест классной руководительницы — покачала головой.
— Голосуют только комсомольцы десятого «А» класса, Галина Николаевна, — сказала она. — Таковы правила. Простите, но ваш голос не считается.
Наташа повернулась к секретарю.
— Один голос против исключения Кравцова, — сказала она. — Запиши это. Проголосовали все присутствующие на собрании комсомольцы. Воздержавшихся нет.
Комсорг повернулась лицом к классу и объявила:
— Подавляющим большинством голосов комсомольская ячейка десятого «А» класса приняла решение исключить Ивана Крылова из рядов Всесоюзного ленинского коммунистического союза молодёжи.
Наташа поаплодировала — одноклассники похлопали ей в ответ.
Волкова шмыгнула носом.
— Протокол собрания я передам в комитет комсомола школы, — сообщила Кравцова, — чтобы тот утвердил наше решение. Ближайшее заседание комитета состоится на следующей неделе в среду шестнадцатого декабря.
Она взглянула на меня.
— Это я говорю специально для тебя, Иван, — сказала комсорг. — Для тебя явка на собрание школьного комитета обязательна. Если не придёшь на него, то вопрос о твоём исключении всё равно будет рассмотрен.
Я неторопливо шагал по тротуару, прятал подбородок за воротником куртки, помахивал дипломатом. Алина держала меня под руку, посматривала на моё лицо, то и дело вздыхала. С вершин сосен за нашим продвижением внимательно наблюдали большие вороны. В заснеженных кронах деревьев звучали встревоженные птичьи голоса. Под нашими ногами скрипел снег. Со стороны хоккейного корта доносились детские голоса и стук клюшек о лёд. Солнце уже опустилось за деревья, но небо пока не потемнело. Уличные фонари ещё не зажглись. Сугробы не блестели, как в полдень. Улица выглядела серой, неприветливой. Но уже светились окна домов — я посматривал на них, не замечал в квартирах огоньки новогодних гирлянд. Отметил, что новогоднее настроение в Рудогорске пока не ощущалось. Хотя до конца тысяча девятьсот восемьдесят первого года оставалось чуть больше трёх недель.
— … Где они поместили микрофон, не знаю, — говорил я. — Но придумал много вариантов. Кгбэшники нас прослушивали. Потому что они не слишком-то удивлялись требованиям террористов. И о джинсах расспросили Полковника ещё до того, как я о них сказал. Капитан всё больше интересовался визуальными деталями того, что творилось в классе. Они нас слышали, но вряд ли видели…
Я не свернул в направлении своего дома — направился в сторону Алининой пятиэтажки. О появлении в школе солдат рассказывал Волковой подробно. Махнул рукой при её словах о «подписке». Описал появление военнослужащих в школе и первоначальную реакцию на их вторжение учеников десятого «А» класса. Объяснил, когда и почему ранили Васю Громова. Но в ответ на Алинин вопрос о том, по какой причине школьники погибли в моём сне, я лишь пожал плечами. Предположил, что события изменили свой ход, когда я вышел к доске декламировать стихотворение Маяковского. Ведь именно тогда я обратил на себя внимание Новикова и Звонарёва. Кого они назначили переговорщиком в прошлый раз, я не знал. Хотя и предполагал, что на роль своего посланца солдаты могли избрать Лёню Свечина: ведь именно он в четверг впускал меня в кабинет литературы.