Коварный дуэт
Шрифт:
– Хорошо, Семен Романович, я их сагитирую. После беседы с вами на душе становится легче, как бальзам на раны, – призналась пациентка. – Не столько зубы врачуете, сколько душу. Иному батюшке-священнику до вас очень далеко.
– Вы мне льстите, – рассмеялся стоматолог.– Получается, что я только тем и занимаюсь, что заговариваю зубы?
– У вас это отлично получается, благодаря доброй карме и ауре,– в унисон его юмору ответила она.
– Тогда мое место на сцене театра сатиры или на манеже в цирке. Неплохая даже в обыденной жизни, перспектива. Знаю я одного такого деятеля, исполняющего роль циркача,
– Вы и здесь на своем месте, – заверила Лозинка и вдруг заторопилась.
– Ой, заговорила я вас, а там, наверное, в коридоре под дверью толчея. Вы ведь популярный стоматолог, не то, что некоторые эскулапы. Не дай Бог попасть к ним в лапы, со света сведут. Бойтесь данайцев дары приносящих. Доброго вам здоровья на долгие лета.
– Вам тоже всех благ, – пожелал Дубняк, пресытившихся ее комплиментами и любезностями и пообещал.– Я вам позвоню дня через два-три, когда будет готова новая коронка. Тогда назначу день и час приема. И смотрите моих конкурентов не ублажайте. Они плохо знают состояние вашего здоровья, организма и еще навредят. Сейчас только на словах почитают клятву Гиппократа, а на самом деле сплошь одержимые наживой. Не способны ни правильный диагноз установить, ни грамотный куре лечения назначить. Раньше времени вполне крепких людей на погост отправляют, и никто еще за врачебную ошибку или халатность по-настоящему не ответил, не понес заслуженное наказание. Все списывают на сердечную недостаточность или каменно-почечную болезнь.
– Кроме вас, Семен Романович, я не признаю других врачей, – произнесла она.– Для меня вы единственный авторитет, на вас единственном, свет клином сошелся.
– Благодарю вас премного, Элеонора Борисовна, очень тронут и польщен вашей похвалой, – галантно склонил он голову и слегка прикоснулся губами к ее, некогда холеной руке, с длинными тонкими пальцами и маникюром. Покоренная его аристократическими манерами, Лозинки с интригой заявила:
– Можете и меня поздравить.
– С чем? – удивился стоматолог.
– С гениальным открытием.
– Интересно, в чем его суть?
– После долгих рассуждений я пришла к выводу, что количество людей на Земле должно соответствовать количеству животных, чтобы после смерти души умерших могли переселиться в тела животных. Если животных окажется меньше, то окажутся заблудшие, бесприютные души, – выдала она на-гора оригинальную гипотезу.
– Браво, Элеонора Борисовна! – рассмеялся Дубняк. – Вам, любезная, светит, если не Нобелевская, то наверняка Шнобелевская, премия.
– В чем разница между ними?
– Первую присуждают за гениальные открытия, а вторую за глупые и абсурдные шизофренические идеи, – ответил он.
– Считаете меня выжившей из ума? – обиделась Лозинка
– Я – не психиатр, чтобы ставить диагноз, – уклонился стоматолог от прямого ответа. Прижимая к затянутой в корсаж груди черный ридикюль, она покинула кабинет. Выйдя в фойе, Лозинка оглядывалась на дверь, за которой еще несколько минут лилась задушевная беседа, вселившая в нее и оптимизм, и тревогу.
3. Первая жертва
Спустя двое суток после этого визита, ровно в 15.00, сгорая от нетерпения и неизвестности, Дубняк, запомнив назубок номер телефона (листок с записью он сжег), позвонил Лозинке. Плотно прижал трубку к раковине оттопыренного уха.
Длинные гудки. «Либо ее нет дома, либо она успела позвонить в «скорую помощь» и тогда, он даже побоялся предположить, что произойдет тогда, – испарина выступила на высоком благородном лбу стоматолога. – Тогда придется иметь дело со следственными органами, ведь она обязательно расскажет о посещении поликлиники и пломбировании зуба. Может, от волнения набрал не тот номер?» Он нажал на рычаг и тщательно закрутил диск аппарата. Опять томительное ожидание и когда терпение лопнуло, он готов был взвыть от злости и разбить трубку, послышался старчески-вялый голос:
– Ал-л-ле-е, слу-ша-ю.
Он поначалу даже не признал в нем ранее бодрый с интригой и кокетством голос Лозинки, но быстро сообразил, что его сила и интонация могли измениться.
– Элеонора Борисовна, это я ваш лечащий врач. Как вы себя чувствуете?
– Ой, ой, очень плохо, голова раскалывается, и сердце щемит…, – простонала она. – Еще вчера была здоровой и вдруг не с того, ни с сего… Наверное, смертный час мой пришел, Инесса порчу, проклятие наслала… Прилегла и, словно бреду, слышу, телефон звонит. В первый раз подумала, что это во сне померещилось, а он на самом деле звонил. Может все от зуба пошло? Не надо было его раньше времени беспокоить.
– Зуб и коронка в порядке. У вас, наверное, инфекция, – предположил он. – Сейчас я мигом приеду, измерю давление, пульс, температуру, привезу лекарства, сделаю инъекцию, вам станет легче. Я сталкивался е такими ситуациями, знаю лучше всяких там докторов из той же «неотложки», как быстро и эффективно помощь больному. Чтобы вам лишний раз не напрягаться, не вставать с постели, вы, Элеонора Борисовна, приоткройте входную дверь.
– Может лучше «скорую» вызвать? Я уже собралась, да вы позвонили вовремя.
– Я сам, если потребуется, вызову, – похолодев от угрозы разоблачения, поспешно сказал стоматолог.– На мой вызов они приедут намного быстрее из уважения к своему коллеге.
– Да, конечно, все вас знают и уважают, – согласилась она.
– Примите цитрамон или баралгин, и станет легче, – посоветовал он. – Я уже выпила.
– В любом случае откройте входную дверь, – настаивал Семен Романович.
– Мне очень неудобно перед вами, в квартире беспорядок, я не успела прибраться, – затухающим голосом сообщила женщина. – Я не смогу вас угостить чаем из настоящего тульского самовара и с малиновым вареньем или кофе с пирожным.
«Вот, старая интеллигентка, светская дама, одной ногой уже в могиле, а за этикет цепляется. На хрен мне твой чай с малиной», – подумал он со злостью и чуть не выругался, с трудом сдерживая себя и сознавая, что гениальный план терпит фиаско. Через пятнадцать минут он прибыл к дому, поднялся на лифте на третий этаж к квартире Лозинки и нажал кнопку звонка. Услышал шаркающие шаги и потребовал. – Элеонора Борисовна, открывайте, это я – ваш доктор!
– Шас, Семен Романыч, щас… открою, не могу, не мо-гу-у, – услышал он затухающий женский голос и в следующее мгновение глухой стук, рухнувшего тела, шуршание и хрип. Потом тишина, словно в склепе.