Ковбой с Манхеттена (сборник)
Шрифт:
— Это не такого рода дом, милочка, — заявила она ироническим тоном. — Мы принимаем здесь только мужчин.
— В том числе и моего мужа, — прошипела Марша. — Отойдите от двери, вы, жирная шлюха!
— Что?!
Лицо Элоизы внезапно покрылось темными пятнами.
— Как вы смеете говорить со мной подобным образом… — Тут она наконец увидела меня и повернулась ко мне. — Бы опять пришли причинять нам неприятности, Бойд?
Сказав это, она подняла голову и принялась звать своим пронзительным голосом:
— Чик! Чик!
После
Ее палец нажал на клапан, и плотное облако ударило Элоизу между глаз. Та отшатнулась, схватилась руками за глаза и стала пронзительно кричать. Я услышал топот тяжелых шагов, которые быстро приближались, и прошептал Марше:
— Скажите ему, когда он добежит сюда, что я нахожусь снаружи, и не стойте у него на дороге.
Я отступил на шаг, чтобы спрятаться у стены, и стал ждать.
Топот становился все громче, и тут Марша действительно выдала замечательный номер.
— Он снаружи! — заорала она и сделала неопределенный жест рукой. — Вы поймаете его, если поторопитесь! Он только что брызнул ей чем-то в глаза!
Раздалось что-то вроде рева, и Марша отскочила от открытой двери.
На мгновение передо мной мелькнуло красное от злости лицо Чика, и я выставил ногу. Его берцовая кость больно ударилась о мою. Он успел еще издать несколько воплей, прежде чем покинуть площадку. Он летел в горизонтальном положении. К несчастью, моя машина стояла как раз перед входом в дом, и это был случай, когда подвижный предмет ударился о неподвижный, но на этот раз неподвижный предмет оказался крепче.
Чик летел головой вперед, и громкий стук я услышал в тот момент, когда его полет закончился. Он тяжело ударился о машину. Я от всей души желал, чтобы он не умер, и пошел проверить это.
Я был удовлетворен. Хотя он лежал неподвижно, сердце его билось нормально, просто дыхание было медленнее обычного. Если ему повезет, подумал я, то у него будет сильно болеть голова, когда он очнется.
Я встал и внезапно обнаружил, что все вокруг стало очень тихо. Марша и Элоиза исчезли с порога, и в течение нескольких секунд у меня даже было ощущение, что они обе испарились. Я осторожно вошел в дом. Никого. Тогда я прошел в гостиную и все прояснилось. Марша действительно не теряла времени, пока я обследовал состояние здоровья Чика.
Элоиза сидела в одном из кресел. Ее руки были связаны позади сиденья какими-то большими кусками серого шелка. Можно было подумать, что вороны свили гнездо в ее волосах, а по щекам ее текли слезы. Куски серого шелка — это все, что осталось от ее платья. На ней теперь были только бюстгальтер из черных кружев, которому было трудно поддерживать ее тяжелую грудь, черные трусики с кружевами, черный пояс и черные чулки. Она словно вышла из фильмов ужасов времен немого кино. Рядом с ней стояла задыхающаяся, но вполне довольная собой Марша.
— Я думаю, что
— Он еще жив, но потерял всякий интерес к событиям этого мира, и это надолго.
Я посмотрел на слезы, которые текли по щекам Элоизы.
— Что вы прыснули ей в глаза?
— Очень дешевый одеколон. Это здорово щиплет, но не причиняет вреда. Она будет плакать до тех пор, пока его больше не останется в глазах. А потом, когда я покончу с ней, она все равно будет плакать. Можете мне поверить. Но начнем с начала, как говорят, Денни. Я поднимусь наверх. Хотите пойти со мной?
— Вы думаете, что я буду вам нужен?
— Нет. Я подумала, что, может быть, вам хочется посмотреть.
— Пока я останусь здесь. Если у вас будут трудности, вам стоит только позвать меня.
— Как хотите. Но не думаю, что этот мешок с салом может быть для вас хорошей компанией.
Марша нагнулась и резким жестом разорвала одну из бретелек Элоизы.
Мне показалось, что Элоиза заплакала еще сильнее, если бы это было возможно.
— Настало время отправить ее к живодеру, — прибавила Марша.
— К живодеру? — пробормотал я.
— Туда отправляют старых кляч в Англии, — весело объявила она, — когда они не годятся больше ни на что. Из нее самой выйдет много нужных вещей.
Марша быстро вышла из комнаты, а я почувствовал нечто вроде сочувствия, когда смотрел на слезившиеся глаза Элоизы. Я подошел к бару, намочил свой носовой платок в холодной воде и вернулся, чтобы вытереть ей глаза.
— Все щиплет?
— Нет, — ответила она.
Злоба в ее голосе заставила меня отступить.
— Вы ей все сказали, не так ли, Бойд?
— Что ее муж провел здесь неделю? Теперь, когда вы об этом заговорили, мне кажется, что было что-то вроде этого.
— Знаете, что? Это странно, но я на нее не сержусь. На ее месте я поступила бы так же. У меня была бы такая же реакция. Но вы!..
Ее дыхание внезапно стало свистящим.
— Вы все взорвали, вы это знаете? Глупец! Кретин!
— Моя драма заключается в том, что я никогда не мог понять, что я должен взорвать и чего я не должен был касаться. Понемногу это становится яснее, но еще не полностью.
— Я буду танцевать на вашей могиле! — пробормотала она.
— Не забудьте надеть тот же ансамбль, который сейчас на вас, — умоляюще сказал я. — Это действительно здорово, Элоиза, как старая грязная почтовая открытка, которые выпускались во Франции.
Эпитет, которым она меня наградила, я не стал бы повторять даже в мужском обществе. Я вышел из комнаты, а она продолжала называть меня не менее приятными прозвищами. Я решил исследовать нижний этаж. Там были элегантная столовая, прекрасно оборудованная кухня, и то, что, вероятно, было комнатой Элоизы: с большой кроватью и колонами.