Козельск - Могу-болгусун
Шрифт:
наваждения, или их водил по лесу манул – степной кот, который тоже нашел в
этой стране добычу для себя, – недобро усмехнулся саин-хан, неторопливо
возвращаясь в прежнее состояние. – Пусть они подождут, пока я приму пищу.
– Слушаюсь, джихангир. Воин попятился задом и выскользнул за полог, так-же высоко вскинув ноги
над порогом, как и в первый раз. Саин-хан успел заметить скрещенные копья
стражи перед входом в шатер и синие сумерки, подсвеченные языками пламени от
множества костров, разведенных по всей равнине, раскинувшейся внизу. Он
подобрал пятки под себя и с жадностью погрузил пальцы в блюдо, стоящее к
нему ближе всех, небольшой рот с редкими черными волосами на верхней губе и
на подбородке открылся сам собой, предвкушая новые удовольствия, черные
бусины зрачков закатились за припухшие верхние веки, сросшиеся с надбровными
дугами. В животе утробно заурчало и действительность вокруг снова отошла на
задний план, уступив место плотскому насыщению.
Бату-хан уже перебрался из юрты охтан-хатун – младшей госпожи – в свой
шатер с тугом – штандартом у входа, с эмблемой орды наверху и несколькими
конскими хвостами под ней, в котором жил дух Потрясателя Вселенной, и еще
знаменами двух цветов: белого – дневного и черного – ночного. Он сидел на
низком троне, отделанном золотом, в стальной кольчуге с золотыми пластинами
спереди и по бокам, с золотой пайцзой на груди, на его голове устремлялся
вверх высоким шишаком с крупным в нем алмазом золотой китайский шлем с
назатыльником из металлической сетки с мелкими ячейками, которую умели
делать только в царствах Цзинь и Сун. По сторонам шлема свисали четыре
хвоста черно-бурой лисицы, ниспадающие на спину волнами теплого меха. На
ногах у джихангира были надеты мягкие гутулы – сапоги без каблуков, выложенные войлоком, в которых было удобно ходить по коврам внутри шатра, что выпадало очень редко. Он заправил в них с помощью слуги широкие штаны из
парчовой ткани, подвязанные в поясе крепким шелковым кушаком. Из-под
кольчуги выглядывали концы рукавов бархатного кафтана. Позади трона замерли
по обе стороны, расставив толстые и короткие ноги два коренастых кебтегула
ночной стражи в стальных доспехах со скрещенными на груди руками, на поясах
у них кроме мечей висели кинжалы из дамасской стали, а головы были украшены
шлемами с личинами. Лица имели свирепое выражение. Вид джихангира со
сдвинутыми к переносице бровями и с раздувшимися ноздрями короткого носа
тоже не предвещал посетителям ничего хорошего. Он успел освободиться от
сладостных томлений тела и духа, охвативших его после встречи с маленькой
юлдуз, и теперь заменил их на мангусов – демонов зла и беспощадности. Он
ждал, когда порог шатра переступят царевич Шейбани-хан с братьями, которых
вызвал накануне для совета после того, как движение войска затормозилось по
вине Гуюк-хана, застрявшего под небольшой крепостью Козелеск. Войдут и
посланцы сына кагана всех монгол, этого ублюдка царских кровей, обладателя
тулуна вместо головы, чтобы разом отомстить ему за прошлые обиды. Кешиктены
Субудая успели донести, что чингизид с полководцем Бурундаем не сумели с
наскока захватить крепость, оказавшуюся на пути, этот городок Черниговского
улуса, князь которого Мстислав Святославич принимал участие в нападении на
реке Калке на войско Священного Воителя вместе с половцами лет пятнадцать
назад. Тогда Великий Потрясатель Вселенной заманил в ловушку объединенное
войско урусутов и степняков и разбил его наголову. А затем Субудай положил
князей и воевод на землю, навалил на них бревен и досок и приказал нукерам
сплясать на живом помосте танец, посвященный победе. Так отомстили
татаро-монголы за убитых послов и за прежние победы урусутов над степняками, таким образом погибли князья, воеводы и ханы объединенного войска, возомнившие себя непобедимыми. Тогда никто из урусутских властителей не
понял, что это была лишь разведка боем Священного Воителя и его правой руки
Непобедимого, старого полководца, готовившихся начать поход к последнему
морю. И если бы не смерть Учителя, которого отравила дочь одного из
кипчакских ханов, и не смерть старшего его сына Джучи, тоже погибшего от
отравленной стрелы, отца Бату-хана, тумены орды давно бы омывали сапоги в
его волнах.
Убранство шатра, подсвеченное несколькими медными жировыми
светильниками, развешанными вдоль стен на бамбуковых шестах, состояло из
китайских драгоценных вещей с арабскими предметами среди них, оно как бы
повторяло убранство шатров китайских императоров, когда те покидали
роскошные дворцы и отправлялись с инспекцией подданных. Монгольские ханы
ценили вещи, сделанные в стране Нанкиясу, выше вещей из других стран, они
признавали в своих покоях только их творения и еще монгольские изображения
на полотне Синего Волка и Оленицы, нарисованные местными умельцами не так
красиво, как получалось у придворных рисовальщиков при царских и султанских
тронах. Такие куски ткани висели на задней части ханских шатров, напоминая
входящим, от кого пошел род монголов, называемый с давних времен родом
Синего Волка. Остальное богатство могло продаваться ханами или обмениваться