Козельск - Могу-болгусун
Шрифт:
тугарина, умирающего на конце широкого лезвия. Вятка почувствовал кожей
обозначившийся конец охоты, он вытер клинок о полы тулупа жертвы и
осмотрелся вокруг, оценивая обстановку. Еще ничего не было видно но верхние
слои тумана начали светлеть, поднимавшийся ветерок стал рассеивать его как
пух с тополей, образуя отдельные кучи. Вятка отошел назад саженей на
тридцать и сложил перед губами ладони ушкуем, несколько десятских в разных
концах равнины откликнулись
волчий голодный вой. Это сбег Якуна давал знать, что лошадей собрал и что
ждет на них всадников. Так-же отозвался Курдюм, его ответ означал, что
посадские расправились с охраной стенобитной машины, ждут указания на
поджог. Скоро подали сигнал и от заставы перед рвом, оповещая воеводу
маленькой дружины, что с ними все пока в порядке. Из дымных лохмотьев начали
выныривать охотники и примкнувшие полоняне, у которых глаза не потухали от
ярости, распиравшей изнутри, видно ордынцы оставили в душах глубокий след по
себе. Мужики были при мунгальских луках и другом оружии, на плечах висели
еще кожаные баксоны с добром нехристей. Когда собрались все, кто был
посвящен в затею, Вятка разделил их на три отряда и заставил снять с плеч
луки, потом выставил один отряд лицом вглубь равнины, а два других развернул
на обе стороны спиной друг к другу. Получился как бы тэ образный боярский
посох, ощетинившийся оружием.
– Поставить стрелы, – негромко командовал он, проходя между рядами. –
Поднять луки, натянуть тетиву.
Раздался тонкий звон тетив, которые охотники не натягивали, а
придерживали двумя пальцами десницы вместе со стрелой между ними, одновременно левой рукой выдавливая от себя по мунгальски роговую основу
лука. От этого нехитрого приема стрела летела куда дальше и имела большую
убойную силу. Козляне переняли прием с первых выстрелов поганых по крепости.
А Вятка продолжал отдавать команды, понимая, что задерживаться с ними
нельзя, потому что руки могут устать.
– Спустить тетивы, – сказал он, и как только туман проткнули десятки
стрел, пущенных воями со злым азартом, приказал громче обычного. – А теперь
бегом к Якуне и ко рву, там наши ратники с конями.
Охотники закинули луки за плечи и припустили за Вяткой, указывавшим
дорогу, за спиной послышался нарастающий вой и гвалт, который покатился по
равнине снежным комом. С боков донеслись визгливые крики, перемежаемые не
менее визгливыми командами. Значит, мунгальские стрелы с наконечниками
гарпунного типа нашли свои жертвы, чтобы заставить их возопить от страха и
боли и приняться искать врага. Вятка остановился
лисой, подавая сигнал Курдюму, ожидавшему его с посадскими у стенобитной
машины, ответом стал вой целой волчьей стаи, сорвавшейся с места. Там
полыхнуло пламя, оно устремилось красными языками в светлеющее небо. И пока
нехристи искали врага, сшибаясь лбами, охотники успели добежать до лошадей, они вскочили в мунгальские седла с высокими спинками и помчались по луговине
к слиянию Другуски и Жиздры, чтобы завернуть от того места к стенам
маленькой крепости, решившей на общем сходе биться с погаными до победного
конца. На проездной башне заскрипел подъемный мост через Жиздру, вспухшую от
талых вод, за ним заворчали воротные петли, державшие тяжеленные дубовые
плахи, плотно пригнанные друг к другу и обложенные по пазам толстыми
железными полосами, прибитыми коваными четырехугольными гвоздями. На
навершии и на пряслах засуетились дружинники с луками и с приготовленными
для броска короткими сулицами, чтобы отсечь врага от охотников, если он
бросится за ними в погоню, облить его под стеной кипятком и смолой, забить
бревнами и тяжелыми камнями, и заставить в который раз отступить от городка
ни с чем.
А на равнине, погруженной в остатки густого тумана, вскипал настоящий
бой между тугарскими сотнями, поредевшими после доброй охоты Вятки с
ратниками. Там ревели рожки и трубы, гремели барабаны и звенели медные
тарелки, ржали кони и визжали ордынские воины, погибавшие теперь от
собственных стрел и сабель...
Весь день ордынцы яростно штурмовали стены крепости, накатываясь
непрерывными волнами, покрывая крыши истоб тучами стрел с горящей паклей. Но
защитники держались стойко, они пережидали обстрел за толстыми бревнами
заборол и глугих вежей, а когда нехристи забрасывали на навершия железные
крюки от веревок и лестниц и устремлялись по ним вверх, то ратники, облаченные в доспехи, рубили их мечами и секирами, а бабы со своими детьми и
княжескими отроками не переставали варить смолу и подносить каменья, и
сливать и сбрасывать все это на головы поганых. Орешек на обратном пути орды
попался каленый, и это обстоятельство распаляло ее еще больше. Визг стоял
такой, что грачи, вернувшиеся из теплых стран, собрались снова в стаи и
покинули эти места, он не смолкал ни под стенами крепости, ни на стоянке
ордынских полков, доносясь оттуда сплошным воем вместе с непрерывным
грохотом барабанов и ревом длинных труб. Ко всему, лед на Жиздре наконец-то