Козельск - Могу-болгусун
Шрифт:
сипаев надеждой на спасение:
– И мы ее пройдем! Тысячник сорвался с места, увлекая за собой остальных, ордынцы
направили наконечники пик вперед, за первой сотней устремились те, кто сумел
вырваться из кровавой мясорубки перед воротами. Это был отряд смертников, состоящий из людей, охваченных желанием добиться цели любой ценой, их лица
выражали только одно чувство – безрассудство. Противники сшиблись под
стеной, обдав ее яростными криками и звоном клинков, дубовые стволы впитали
звуки, пошли трещинами, чтобы сохранить их на века в своих глубинах. Кадыр
занес китайскую саблю для ложного удара и сразу отклонился в сторону, предлагая противнику сделать замах с плеча. Но старшина урусутов оказался
старым воякой, он не погнался за легкой добычей, а вместо замаха выставил
вперед каплевидный щит. Приняв на него мощный удар, отвел щит, чтобы
полоснуть по сопернику длинным мечом с витой рукояткой, конец которой был
украшен большим рубином. Кадыр едва успел увернуться, толкнув тарпана под
бока, заставил его проскочить вперед, чтобы оказаться за спиной урусута, но
старшина следил за каждым его движением, рослый скакун под ним был под стать
седоку, он без понуканий развернулся на месте. Снова противники оказались
друг против друга, готовые нанести смертельные удары, в воздухе засверкали
клинки, они то застывали над шлемами, то падали вниз, норовя распороть
животы, а то вдруг стрелой летели вперед, стремясь угодить под подбородок
или в лицо. Соперники вертелись как на чертовом круге, норовя использовать
любое неловкое движение, чтобы добиться превосходства, а потом сделать
завершающий бросок. Старшина был рослым мужиком за сорок лет с вислыми
плечами и мощными запястьями, тяжелый меч в его руках казался деревянной
игрушкой, а противник был моложе лет на десять и успел поднакопить жира, но
природная гибкость не исчезла, он по прежнему доставал в седле затылком до
крупа тарпана. Меч урусута чаще рассекал воздух, нежели оставлял рубцы на
вражеских доспехах, но сабля кипчака тоже не доставала до цели, отбитая
ответными ударами. Так они крутились на пятачке, уповая на его величество
случай, должный расставить все по местам. Вокруг поединщиков нарастал лязг
оружия и затихали боевые кличи, уступая место одиночным вскрикам горя или
радости. Кто-то из всадников ронял клинок и валился под копыта лошадей, танцевавших над ними танец смерти, кто-то тянулся к плечу в надежде
схватиться за руку, и натыкался на пустое место, а кто-то радовался тому, что лишил врага жизни, избежав тем самым своей смерти. Одни воины, получив
ранение, стремились поскорее покинуть поле боя, другие лезли напролом, посчитав, что терять им больше нечего. Скоро оба отряда разбились на
небольшие группы, таявшие на глазах, и какая из них взяла бы верх, предсказать не решился бы никто. По полатям к месту стычки торопились
защитники крепости, успевшие спуститься с холма и подняться на навершия по
лестницам, оставленным штурмовыми группами ордынцев. Они натягивали тетивы
со стрелами или целились в кипчаков верткими сулицами, за ними спешили бабы
и подростки с тулами полными стрел и охапками копий. Урусутов было так мало, что их можно было пересчитать по пальцам, но они могли склонить чашу весов
на сторону защитников, потому что не имели перед собой противников и
занимали выгодную позицию. Кадыр понял, что капкан может повториться, отвернув коня от старшины, он сорвал с плеча лук и пустил стрелу в него, вскинувшего продолговатый щит. Это урусуту не помогло, наконечник нашел щель
между воротником кольчуги и стальными застежками шлема, пробив горло, он
показался окровавленным острием из его затылка. Воевода отряда ратников
махнул перед собой мечом и завалился на холку лошади, шарахнувшейся к стене.
Следующая стрела полетела в рослого ратника с дротиком в руке, стоявшего на
краю навершия и выбиравшего жертву среди ордынцев, который так-же вскинулся
руками и полетел вниз, едва не угодив на лошадь старшины. Кадыр, увидев
результаты своих уловок, выдернул из колчана очередную стрелу с черным
оперением, нужно было спешить закрепить успех, пока не приключилась новая
напасть.
– Сипаи, отходите от урусутов! – отдал он приказ высоким голосом, стремясь перекрыть звон клинков. – Луки на изготовку! Несколько десятков воинов услышали его голос, они вырвались из боя и
схватились за саадаки и за тулы, некоторые видели, как тысячник расправился
с воеводой городской дружины и с ратником на стене. Это вдохновило их, они
отжимали от себя налучье левой рукой и посылали стрелы с калеными
наконечниками в недавних противников и в защитников на стене, не разбирая, кто мужчина, кто женщина, а кто ребенок. Предсмертные крики заглушил посвист
оперения и гудение глиняных свистулек, прикрепленных под наконечниками, пешие урусуты падали со стены тряпичными игрушками, а конные, связанные боем
с остальными ордынцами, только начали закрываться щитами, перестраиваясь для
атаки на Кадыра и его неуловимый отряд.
– Гих, гих! – тысячник не уставал подгонять сипаев, красное лицо его
было исковеркано яростью, фигура выражала ненависть к защитникам, пришедшей
на смену страху, испытанному им у ворот крепости. Он брызгал слюной, не