Козни качка
Шрифт:
— В чем дело? У тебя венерическая болезнь?
Нервный смех вырывается из ее груди, переходя в полу-смех, полу-рыдание.
— Скарлетт, ты беременна? — Господи Иисусе, пожалуйста, скажи «нет».
Еще один смех, на этот раз громче.
— Может, ты прекратишь? Нет, у меня нет болезни, и нет, я не беременна. Что, черт возьми, с тобой не так?
— Ооочень много всего.
Скарлетт делает глубокий вдох, голос ее звучит тихо.
Я наблюдаю за ней; то, как она избегает моего взгляда, и румянец на ее щеках.…
— Скарлетт,
Как она может быть девственницей?
Она красивая, умная и болтливая. Умная, с нахальным ртом. Слегка извращенная, это полный бонус. Говорит то, что у нее на уме, и никого не обманывает. И то, как она смотрит на меня, какое бы дерьмо у меня не было? Оно исчезает.
Все, чего я хочу, это быть с ней.
Мне все равно, девственница она или нет, я все равно хотел бы трахнуть ее разными способами с воскресенья.
На самом деле, это чертовски круто.
Глаза Скарлетт опущены, когда она ложкой подносит суп к своим губам, румянец на ее щеках более заметен из-за белой рубашки.
— Это так? — я почти шепчу, давая нам больше уединения, но наклоняюсь ближе, чтобы она могла услышать меня. — Так вот почему ты не хотела заниматься сексом той ночью?
Она теребит салфетку.
— Вполне возможно.
Я чувствую, как мой взгляд смягчается.
— Почему ты ничего не сказала?
— Потому что мы просто целовались. Я не думала, что это будет так… безумно. Я не думала, что захочу так быстро.
— Этот поцелуй был самым лучшим поцелуем, который я когда-либо имел в своей жизни. Он заставил мои гребаные пальцы скрючиться — теперь они скручиваются от одной мысли об этом.
Она замирает.
— Серьезно?
— Да. Мой гребаный рот весь вечер покалывало после того поцелуя.
— И мой тоже.
— И я никогда не заставлю тебя делать то, чего ты не хочешь, но я не буду лгать и говорить, что это не убивало меня, чтобы остановиться. — Я провожу рукой по волосам. — Ты…
Ее глаза бегают по ресторану, проверяя, чтобы поблизости никого не было. Морщит губы, отхлебывает суп с ложки, а круглое маленькое «о» заставляет меня тупо таращиться.
— Я что?
— Неважно.
Последнее, что я хочу сделать, это начать извергать на нее поэтическую чушь. Не сейчас. Ещё нет.
Все, что выходит из сексуального рта Скарлетт, заставляет меня ерзать на стуле.
— Я могу быть твоим сексуальным верблюдом, — шучу я.
— Моим что?
— Это не идеально, но я, наверное, смогу прожить очень долго, прежде чем мы займемся сексом, не умирая, как верблюд может обходиться без воды.
— О боже, Стерлинг, — она смеется. — Именно это я и пытаюсь тебе сказать. Я не хочу ждать, я ждала достаточно долго. Я тебя спрашиваю… Ты в порядке с тем, что я никогда ни с кем не спала?
Я никогда раньше не был чьим-то первым. Эта идея приводит меня
— Почему я должен быть разочарован, что никто не сувал свой член в тебя раньше?
Она это серьезно?
Я тоже сижу и думаю о том, каково это — ломать чью-то девственную плеву. Черт, это так называется, да?
— Ты же знаешь, что я понятия не имею, что, черт возьми, делать, верно?
Мне обращаться с ней в лайковых перчатках или просто пойти на это?
— Не сиди здесь и не говори мне с серьезным лицом, что ты тоже девственник, — она хихикает. — Потому что я слышала несколько историй о тебе через сарафанное радио.
— Боже, нет, я не девственник, — я усмехаюсь. — Но я, знаешь ли, никогда не занимался с ними сексом. — Как это вообще работает? — А что, если я все испорчу?
— Не испортишь.
— Господи, а что, если это кровавое месиво?
Выражение ее лица бесценно, и я жалею, что сказал эту последнюю часть вслух.
— Я не могу быть с тобой сейчас серьезной, — практически шипит Скарлетт со смехом. — Не мог бы ты понизить голос, прежде чем я начну задыхаться?
Понизить голос? Мы уже практически шепчемся.
— Насколько тише это может быть?
Боже, она очаровательна, когда смущена.
— Теперь я могу играть с тобой в доктора? У доктора Уэйда, сексопатолога, есть хорошая идея. — Эта идея приводит меня в восторг.
— Например… ты бы поставил диагноз моей девственности?
— Да, после тщательного медицинского осмотра. — Я делаю паузу, чтобы подумать. Все, шутки в сторону. — После того, как мы вернемся с перерыва, мы сможем, ну ты знаешь… обсудить это подробнее?
Скарлетт отодвигает миску и кружку в сторону, освобождая место для локтей на столе, наклоняется ко мне и поднимается над столом.
— Как сильно ты будешь скучать по мне во время перерыва?
— Честно? Как чертов псих.
Больше, чем я когда-либо скучал по кому-либо, а она все еще сидит прямо передо мной. На самом деле, я гарантированно проведу весь долбаный отпуск, дроча на фантазию Скарлетт в одних только снежных сапогах, кружевных стрингах и зимней шапке — той, с маленьким серым шариком на макушке. Черт возьми, это так мило.
— Мы не увидимся еще целый месяц. — Я шаркаю ногами по деревянным половицам, как любитель, застенчивый и беззащитный. — Что ты об этом думаешь?
— Я так привыкла к тому, что ты рядом.
— Я знаю.
Мы смотрим друг на друга через стол.
Я изучаю ее, затем встаю со своего места и быстро целую в губы. Сажусь обратно и поднимаю руку, чтобы официантка увидела меня и принесла счет.
— Давай выбираться отсюда.
Мы быстро расплачиваемся по счету, в основном потому, что я до смерти напугал официантку. Она быстро расплатилась с нами, и через несколько минут мы возвращаемся в мой грузовик.
По дороге к ее дому нам комфортно в полном молчании, глупо улыбаемся друг другу.