Козырная пешка
Шрифт:
Я не ответила, но глаза потупила на мгновение. Лошакова усмехнулась.
– Дошло, значит? Ну и ладно, дело молодое. Мужа не вернешь, а тебе дальше жить. Короче, Сумкина надо к ногтю прижать. Это я не приказываю – прошу. Кроме тебя сделать это некому. Мы его, конечно, будем как дорогого гостя кормить и поить, поить так особенно… У нас, Алиса, денег мало. Из бюджета выделяют такие крохи, что плакать хочется. В конце сезона три спектакля провалились, причем, заметь, не те, в которых ты играла. А у нас на начало сезона ни одной премьеры. Я тут людей привлеку, пьеску мы подправим так, что Сумкин даже не заметит. А ты убеди его, чтобы он не рыпался.
Я осуждающе посмотрела на Лошакову. Она сидела с кислым лицом и смотрела на меня как на спасителя.
– Ладно, – нехотя произнесла я, – постараюсь. Но спать с ним не буду, да и целоваться тоже. И так чувствую себя продажной женщиной. Скоро перед домом повешу красный фонарь и вывеску «Не проходите мимо».
Вот и ладно, – обрадовалась Лошакова и удалилась, колышась как студень. Я вздохнула: вот так и становятся на скользкую дорожку…
Сумкин при виде меня впал в экстаз, целовал мне руки и все намеревался припасть, так сказать, к персям. От персей я его деликатно оттолкнула, на роль коварной интриганки согласилась не раздумывая, чем вызвала новый шквал восторга. Сумкин лично пересмотрел наш скудный реквизит и костюмы, увиденным остался недовольным и велел заказать новые декорации и костюмы. Мне по его грандиозному плану полагалось аж четыре платья, что было безумным расточительством, но, в конце концов, не нам за это платить. Я бегло почитала пьесу и согласилась с Шалаевым. Сюжетец был действительно так себе, чуть умнее «Колобка». Шалаева и Костюкова, в кои-то веки снова игравшие в одном спектакле единодушно кривили губы. Им не нравились роли – престарелой королевы-матери при капризном инфанте и коварной герцогини неопределенного возраста, строящей планы по захвату трона. Шалаева сперва по привычке нацелилась на королеву, но потом, почитав роль, увидела, что герцогиня куда интереснее, характернее, да и хоть как-то эту роль можно обыграть. Костюкова, которой тоже хотелось сыграть королеву, уступила свою роль без боя, что было даже удивительно. Первый день прошел в распрях и ссорах, в которых я не участвовала. Первоначальный всплеск адреналина улетучился без следа, я была вялой и заторможенной.
Настроение поднял Сергей. Он забрал меня сразу после репетиции, едва я вышла из театра. «Хонду» я бросила на стоянке и уехала с Сережей. Он, поначалу нацелился на ресторан, но я от кабацкой пищи отказалась. Не хотелось ехать туда, где мне придется делать лицо, с утонченным видом попивать из бокала и фальшиво улыбаться, видя знакомые лица, которые с мнимым сочувствием продолжали выражать мне соболезнования, а сами шептались за спиной: «Смотрите, мужик только что умер, а она уже с другим спит! А ведь ее Мержинский из грязи вытащил…» так что мы поступили проще. Купили в супермаркете утрамбованную в фольгу жареную курицу, пару салатов, бутылку вина и что-то еще. Сергей набил продуктами корзину, извиняясь слегка смущенно, что дома бывает редко и, наверное, в холодильнике не найдется никакой еды.
Курица в фольге успела остыть, а салаты нагреться. Брикеты мороженого вообще растаяли, потому что выйдя из супермаркета мы через двадцать минут уже были возле стандартной девятиэтажки, где жил Сергей. Через двадцать две минуты мы влетели в квартиру, а еще через минуту уже лежали в постели, сминая сорванную одежду. Часа через полтора, (хотя кто из нас подсчитывал время?) Сергей вспомнил об обязанностях хозяина и, совершенно голый, пошел разбирать сумки, хотя по извечной логике, должен был пойти покурить. Я пару минут повалялась в постели, потная и счастливая, а потом меня стала мучить совесть.
– Тебе помочь? – спросила я, заглядывая в кухню. Сергей разворачивал курицу, на мой вопрос отрицательно покачал головой. Я пожала плечами и удалилась в ванную. Стоя под струями воды, я смеялась, сама не знаю почему. И это состояние глупого бабьего счастья длилось несколько минут. Я вылезла из чужой душевой кабинки и за неимением ничего лучшего, потянула на себя сиротливо висевший на крючке мужской халат в черно-синюю полосочку. Халат был тяжелым, не слишком свежим и от него пахло женскими духами, мерзкими, сладкими и явно недорогими. Мне стало гадко. Я повесила халат на место, обмоталась полотенцем, села на крышку унитаза и время остановилось, гулко и тяжело.
Я пыталась себя убедить, что в этом нет ничего такого. Халат мог одеть кто угодно: сестра, мама, даже случайная женщина, проститутка, в конце концов. Но воображение упорно показывало неопрятную дамочку лет тридцати, скорее всего, соседку, живущую через стенку, которая регулярно захаживает к Сереже, когда ее муж-дальнобойщик уезжает в рейс Брест-Владивосток. Сергей тоже наверняка нашептывает ей на ухо нежные слова, а она, не снимая с головы пластмассовых бигуди, плачется ему на тяжелую жизнь, на мужа-ирода, на капризное чадо, которое надо пристроить в детский сад, просит Сережу помочь, тряхнуть своими связями, да и вообще ведет себя как мещанка. Сережа обещает, но ничего не делает, потому что ей на нее наплевать. И в тот момент, когда она совсем размякнет, он переворачивает ее на спину и утешает известным мужским способом. Она уходит от него в смешанных чувствах, удовлетворения и обиды, потому что в глубине ее хитрого крестьянского умишки понимает, что Сергей для нее ничего не сделает, и что все мужики – сволочи.
– Алиса, ты там не утонула? – негромко спросил Сергей. Я не ответила. Сергей деликатно постучал костяшками пальцев в дверь, а потом осторожно приоткрыл ее.
– Ты чего? – испугался он. – Тебе плохо?
– Голова закружилась, – слабо улыбнувшись, соврала я и подала ему руку.
Ела я мало. Дикая фантазия, пришедшая в голову, не давала мне покоя. Сергей ерзал под моим взглядом, дважды спросил, что со мной такое, а потом снова потащил в постель. На этот раз неизвестная соседка испарилась из моей головы, но как только разгоряченный Сергей упал рядом, мысли о ней настырно полезли мне в голову. Молчание от Сергея не укрылось. Он искоса посматривал на меня, а я на него, на эту мощную, заросшую густыми волосами грудь, на плечи и руки с круглыми вздутиями бицепсов и никак не могла посмотреть в его глаза, темные и мрачные, как грозовые лесные озера с неподвижной черной водой.
– Скажи, ты очень любила своего мужа? – вдруг спросил он. Голос Сергея был тихим, я почти не расслышала его слов, но догадалась, о чем был вопрос по движению губ.
– Почему ты об этом спрашиваешь?
– Ответь.
Я не ответила и повернулась на другой бок. Разве могла я объяснить этому еще по сути мальчику, что мои отношения с Володей были за гранью обычной человеческой любви? Разве мог он понять, как подкосила меня его неожиданная смерть?
– Ты не скажешь? – спросил Сергей.
– Как зовут твою соседку? – спросила я.
– Какую соседку?
– Ту, с которой ты спишь…
Теперь не ответил он. Он завозился, и даже поначалу отодвинулся от меня, но потом приник к моей спине и обхватил своими ручищами.
– Маринка, – тихо ответил он. – Откуда ты о ней узнала?
– Не знаю, – вяло ответила я. – Женская интуиция.
– У меня с ней – все…. – сказал Сергей, зарываясь мне в волосы лицом. – Я люблю тебя. Ты не думай, пожалуйста, что у меня со всеми так, как с тобой…
О чем я в тот момент подумала, я не сказала. Да и ни к чему все это было. Сергей уловил перемену в моем настроении, перекатился на другую сторону своей необъятной кровати и затих. Уснули мы как чужие, отвернувшись друг от друга, словно поссорившиеся супруги со стажем. Мне было горько и как-то непонятно. Засыпая, я не могла сообразить, кто из нас кого отверг.
Утро неловкую ситуацию слегка сгладило. Проснулись мы в объятиях друг друга. Сергей потом признался, что я отлежала ему руку, но он боялся пошевелиться, чтобы меня не разбудить. После идиллического завтрака, Сергей отвез меня на работу.