Крах черных гномов
Шрифт:
Горст Ульман поднял руку. Грузовик затормозил в нескольких шагах, и паренек ловко вскочил на подножку.
— До Дрездена?
— Садитесь, — открыл дверцу шофер. — И угостите сигаретой.
Сигарета — справедливая плата за услугу, и Горст достал портсигар. Давая шоферу прикурить, глянул через заднее окно кабины и успокоился окончательно. Если за ним и следили, то, как говорится, пока — до новых встреч…
На протяжении недели Горст мог убедиться — за ним не следят. Он проверял это в самых различных ситуациях. Хотя бы в одной из них шпик выдал себя. Вчера вечером поделился своими соображениями с Вернером:
— Неимоверно, но факт: гестапо, очевидно, не интересуется мной — хвоста нет…
«Плохо ты знаешь гестапо», — обрадовался Зайберт. Обрадовался, потому что теперь этот мальчишка наверняка начнет действовать. Не такой у него характер, чтобы сидеть сложа руки.
Догадки Вернера были близки к истина Вчера Горст ездил в Дрезден и звонил по привокзальному телефону-автомату. После этого побродил по городу и вечерним поездом возвратился в поселок. Об этой поездке не обмолвился ни словом даже Вернеру. И сегодня, собираясь в Дрезден, произнес равнодушно:
— Пойду прогуляюсь…
Зайберт взглянул недоверчиво, но расспрашивать не стал. Придет время, и Горст сам обо всем расскажет.
Молодой Ульман вышел из поселка и сразу же свернул на тропинку, которая вела к лесничеству. Когда вышел на дорогу, был уверен, что никто не видел его. Остановил машину. Угостил шофера сигаретой, и тот довез его почти до центра города. Отсюда до нужной улицы — рукой подать. Правда, от нее осталось только название, ни одного целого дома, груды кирпича, припорошенные снегом, битое стекло да грязь. И ни одного человека, лишь далеко впереди — одинокая женская фигурка.
Горст невольно поежился — показалось, что лучше было бы встретиться в людном уголке города: среди толпы легче затеряться, а здесь все на виду, как на ладони…
Возле руин, из которых торчала искореженная взрывом колонна, постоял. Собрался уже было пройти намного вперед, чтобы не торчать на одном месте, как увидел справа от себя человека в военной шинели. Выглядывает из-за стены и подает ему знаки.
Ульман перелез через кучу битого кирпича, перепрыгнул глубокую яму. За полуразрушенной стеной прятался Штеккер.
Фельдфебель вряд ли рискнул бы встретиться с Горстом, но тот позвонил ему через несколько дней после разговора Штеккера с Ветровым, разговора, который и решил дальнейшую судьбу парня. Раз, а то и два раза в неделю Штеккер пробирался через руины в подвал, где ждал его Юрий. Фельдфебель приносил небольшой листочек бумаги, умещавшийся в мундштуке.
Информация о передвижении воинских частей через железнодорожный узел передавалась дальше по каналам, известным лишь Ветрову. Собственно, это и не интересовало Штеккера — он знал, что уже через день-два его сообщение расшифруют в Москве.
Ветров считал, что лучше видеться со Штеккером, чем вынимать записки из тайника. Во время одной из таких бесед Юрий и посетовал на нехватку людей. Сейчас, когда советские войска подошли к границам рейха, следовало активизировать деятельность группы, а надежных товарищей не хватает.
Поэтому Штеккер и назначил юноше свидание.
Они постояли, притаившись за стеной. Только Горст собрался высказать свою просьбу, как Штеккер взял его за руку и потянул за собой. В хаосе битого кирпича и покореженного железобетона фельдфебель нашел узкую щель и, пригнувшись, нырнул туда.
— Ну, какое же у тебя неотложное дело? — спросил, устраиваясь на доске.
Горст не сел рядом. Все кипело в нем, он напоминал жеребенка, которого только что вывели из конюшни: переступал с ноги на ногу и сопел.
— Я уже не могу так больше, дядя Петер! — кинулся сразу в наступление. — Стоять в стороне, когда наступил решительный час! Наконец я имею право на месть! Мы запрятались, как мыши в подвал, и чего-то выжидаем. Отец это понимал и хотя погиб, во не зря.
— Постой, постой, — остановил его Штеккер. — На отца не кивай. Он бы семь раз отмерил, прежде чем отрезать. А ты сразу — бултых в воду! А может, там омут… Осмотреться надо.
— Я уже осмотрелся. И не думайте, что горячусь. Я почему к вам? В поселке я связан по рукам и ногам. Что бы ни случилось там — на кого подозрение? На сына Ульмана. Ничего не значит, что за мной сейчас не следят. Может, они специально хотят усыпить мою бдительность? Видите, я все продумал — понимаю что к чему, А сидеть сложа руки я не могу. Вы должны это понять!
Выпалив все это единым духом, Горст вдруг замолчал.
— Вы меня извините, дядя Петер. Я, может, что-нибудь не так… — сказал Горст, сконфузясь.
— Есть немного. — Даже не видя лица Штеккера, Горст понял, что тот улыбается. — Но я понимаю тебя.
— Беспокойно мне, — признался юноша. — Сдерживаю себя, а душа бунтует.
— О-о, парень! — прервал его фельдфебель. — Это хорошо, если бунтует. Было бы значительно хуже, если бы стал равнодушным.
— Вот-вот, — обрадовался Горст. — Я знал — вы поймете меня и что-нибудь посоветуете.
— Понять легче, — задумчиво произнес Штеккер, — а посоветовать…
— Дядя! Подумайте, прежде нам отказывать!
— А я не собираюсь отказывать, глупыш. Но все это так нежданно-негаданно… Пристроил бы я тебя, однако же… — задумался. Внезапно спросил совсем другим тоном: — Стрелять можешь?
— Вы, дядя Петер, странный человек, — с облегчением засмеялся Горст. — Конечно, для армии я не гожусь, но в случае необходимости… У меня же пет пальцев только на левой… Давайте автомат, увидите!
Ульман представил, как держит оружие в руках, — даже ладонь вспотела… Запрыгал автомат в руках, застрочил, веером рассыпая пули… Зубам стало больно — так стиснул их. Выдохнул со злостью еще раз: