Кракатук
Шрифт:
Она наблюдала и за мной, но мне было всё равно. Я безучастно всматривалась в размеренно покачивающийся ряд домов, их закрытые шторами и толстыми занавесями окна и чувствовала, как падающие с неба хлопья снега таят на коже.
Лачуги в Зубьях разномастны и неприглядны. Внешним своим видом их тесные скопления и впрямь напоминают клыки оскалившегося зверя. На улочках нет света и людей – одни лишь оставленные с осени автомобили и, конечно же, снег.
Снег слепил меня. Его быстрые робкие прикосновения постепенно приводили меня в чувство. Пятно убралось прочь, скрылось в закоулках моей болезненной души и принялось дожидаться. Дожидаться чего? Ответ скрывался в самых отдалённых уголках
Боль нещадно пробивала затылок в своих тупых попытках выбраться наружу, и я время от времени невольно стонала. Ох, и сколько же усилий мне стоило приподнять запрокинутую голову…
Надо мной нависало чьё-то бледное сосредоточенное лицо. Узнала я его не сразу. Оказалось, что то был уже виденный мною ранее юноша – молчаливый спутник Учителя.
– Ты… тень… – бессвязно пробормотала я, силясь сфокусировать взгляд.
Юноша не ответил. Он лишь скосил глаза, а затем вновь отстранённо уставился на дорогу. Холод проникал в рукава и за ворот, но лицо моего спасителя оставалось непроницаемым. Идти было непросто, – снег устилал толстым слоем всю дорогу, а ледяные порывы так и норовили сбить с ног, – но юноша лишь выше поднимал ноги и, будто заведённый, размеренно продвигался вперёд.
В полном молчании мы прошли половину Зубьев, свернули в узкий переулок, завешанный замороженным тряпьём, миновали Хаут Винни, затем Артери Транк, прошествовали мимо жутковатого памятника, изображающего скачущих по полю коней и нескольких изуродованных временем, да подростками всадников. Ну а после мы оказались подле внушающего некогда уважение, а теперь лишь тревогу комплекса зданий. Незамысловатые и массивные на вид, лет десять назад здания отличались строгостью форм и предельной точностью архитектуры. Теперь же старый санаторий превратился в раскрошившегося старика, свистящего от бьющего в пустые окна ветра.
Скрипнула простая деревянная калитка, остался позади запущенный садик, высокие кирпичные колонны сомкнулись в единый свод и принялись зловеще нависать над головами, пока после десятка гулких шагов не оборвались массивной железной дверью с кассирной задвижкой. Юноша неловко положил меня прямо на ледяной пол, спиной к выступающей кладке и тихо подойдя к входу, вычеканил костяшками о железо короткую мелодию. Над головой тут же вспыхнула забранная в металлическую сетку лампа, и я смогла разглядеть своего молчаливого спасителя в деталях.
В юноше не было ничего необычного. В самом деле, совсем ничего. В контрасте с предыдущими моими новыми знакомыми этот казался удивительно обыкновенным. Лишь одно было в нём странно – правый уголок рта, вместо того, чтобы оканчиваться плавным переходом, уходил глубоким шрамом почти до самого подбородка вниз, отчего лицо напоминало треснувшую после резьбы работу кукольника маску. Ещё парень заметно сутулился и потому наверняка бы походил на обычного школьного зубрилу, если бы не его внушительный рост и, пусть и костлявая, с большими выступающими лопатками, но всё же широкая спина. Разношенная кофта пахла свалявшейся шерсть, – сквозняк доносил до меня запах; а тёмные волосы были всегда аккуратно уложены, – так уж они росли.
Запахи и холод меня слегка взбодрили, и мысли тут же противно зашуршали в голове. Только теперь я в полной мере осознала тот факт, что на мне по-прежнему красовалось свадебное платье, а коляска, по всей видимости, осталась в церкви.
– Где… – начала было я, но юноша предупредительно вскинул указательный палец. Я тут же замолкла.
Мой молчаливый незнакомец к чему-то прислушивался. Его сутулый силуэт припал к двери и застыл. За разбитыми стенами что-то шебуршало, громыхало и подбиралось к тяжёлому замку. Наконец, скрипнул засов, и дверь с протяжным стоном отошла внутрь.
Юноша тут же подхватил меня на руки и, несмотря на заметную свою худощавость, довольно непринуждённо прошествовал со мной внутрь санатория.
Каждая комната и каждая зала были схожи, но в то же время и противоположны не столько по внешнему виду, сколько по чувственной атмосфере, коя их наполняла. Во всех помещениях горели люминесцентные лампы-диоды, и в их гудящем свете я различала самого разнообразного по размеру, виду и содержанию полотна. Многие из них были завешены белыми простынями, но некоторые всё же открывали мне свои причудливые, ни на что не похожие пейзажи. Океаны и башни, загадочные девицы, спешащие за грань… Впрочем, не только они привлекли моё внимание. Среди масляных разводов и разбросанных по полу кистей, между рядами выстроенных в стопки стульев и столов, над всей грязью и прочим мусором проглядывали небольшие, но глубокие тоннели, ведущие в отдалённые секции и соединяющие залы между собой. В свете последних событий предназначение и причина появления оных могли оказаться самыми невероятными и пугающими, а потому я поспешила перевести взгляд на что-нибудь другое.
Юноша неторопливо обходил покрытые ржавчиной соляные и углекислые ванны, ввергающие меня одним своим видом в состояние крайнего уныния, душевые кабины и теннисные столики с размохрившимися от постоянных нападков крыс поверхностями. С волнением и трепетом я замечала в затенённых уголках комнат пугающего вида конструкции, сколоченные преимущественно из фанеры и напоминающие крохотные домики. Это могло показаться безумием, но порой «домики» образовывали целые улочки с самыми настоящими фонарями и скамейками, а так же подобием парка, состоящего из пластиковых цветов, которые обычно приносят на могилы почившей родни. Стоит добавить, что иногда свет невесть откуда взявшейся в руках юноши керосинки выхватывал и сумрачные тени, а так же скрывающиеся во мраке силуэты. Всякий раз, перехватив мой взгляд, они тут же исчезали в крохотных проёмах, но по прошествии короткого промежутка времени я точно знала, – в беспорядочных пересечениях крохотных улочек кто-то обитал.
Мы настороженно пробирались по зелёным коридорам с облупившейся краской, и не сразу я приметила, что рядом с нами раздаются слабые звуки чьих-то крошечных шагов. В какой-то момент скосив голову к полу, я с немалой долей отвращения и изумления обнаружила подле ног юноши необыкновенно приземистое, облечённое в сшитый из мешковины плащик существо. Ростом с полугодовалого ребёнка, едва доходившее до половины коленей юноши, оно торопливо перебирало облечёнными в детские ботиночки ножками по полу и всячески пыталось не отстать от нас.
Спустя несколько минут прилегающие друг к другу комнатки оздоровительного комплекса остались позади, после чего наша странная троица оказалась в просторном и на удивление тёплом помещении. Мне не составило труда догадаться, что зал некогда вмещал в себя несколько внушительных бассейнов, а так же вышки с трамплинами, которые, впрочем, теперь были либо разобраны, либо сломаны. Один бассейн был напрочь погребён под невообразимо огромной горой книг и газет; другой оказался прикрыт подобием навеса, сотканного из старого брезента и натянутого на железные балки, беспорядочно установленные изнутри углубления. Вскоре выяснилось, что бассейн освещался чем-то изнутри. Многочисленные щели в брезенте выводили на стенах зигзаобразные и спиралевидные отметины. В какой-то момент их размытом свете я заметила, что пол устилали самые настоящие мышеловки. Их было очень много, – не менее сотни, а то и больше. Некоторые оказались взведены, другие же придерживали чьи-то гладкие и глянцевые тельца. Не без дрожи я приметила, что некоторые из них всё ещё двигались. Впрочем, недолго. Самое большое волнение я испытала, когда приземистый уродец торопливо подскочил к одной из мышеловок и, схватив добычу, с упоением принялся её пожирать. Таинственный низкорослик стоял ко мне полубоком, – виднелись лишь острые короткие коготки, не позволяющее жертве вырваться из хватки, а так же неимоверно вытянутая, явно нечеловеческая морда с желтоватыми резцами.