Краповые рабы
Шрифт:
Связанные пленники, видимо, услышали шум и зашевелились. Может быть, кто-то, лежащий на спине, увидел эмира и Рустама на скале на фоне посветлевшего неба. Дагиров бросился к ним, на ощупь отыскивая связанные руки и ноги и быстро разрезая жесткие веревки. Другие моджахеды присоединились к эмиру. За минуту удалось освободить всех. А их, помнил эмир, было двенадцать человек. Из двенадцати только семь имели возможность ходить, бегать и стрелять. У остальных пятерых были тяжелые ранения. Эмир сказал быстрым шепотом:
– Кто может, за мной. Оружие разбираем, спецназ – добить, и на прорыв – в Грузию. Бегом!
– А мы? – спросил один из «лежачих».
– Извини, тащить на себе я никого не смогу. Я сам дважды ранен.
И тут же выскочил из каменного мешка.
Эмир не слышал выстрелов. Он только заметил краем глаза, как неподалеку от него упали два свана. Сразу мелькнула мысль, что проснулись спецназовцы отделения и стреляют в них. Но он тут же сообразил, что тогда обязательно кто-то что-то крикнул бы.
И крик тут же раздался, словно в ответ на мысли эмира.
– Тревога! Подъем! Тревога!
Но крик раздавался не сбоку, где спало отделение спецназа, а со спины. Бабаджан Ашурович обернулся и увидел на скале четкие силуэты четырех солдат. Кричал стоящий впереди всех. Это был типичный боевой робот старший сержант Семисилов. Эмир без труда узнал его. А внизу уже лежал убитый выстрелами сверху Рустам. Он так и не нашел свой нож.
Но тут же ветром, который первоначально разогнал тучи, были принесены новые тучи, и луна скрылась. На ущелье опустилась темень. И спящие солдаты-спецназовцы поднимались и давали очереди, еще не проснувшись. Еще один сван, стоящий прямо перед эмиром, упал. Закрыл, наверное, собой Бабаджана Ашуровича.
– Уходим… Вверх уходим, по ущелью… – на плохом сванском языке сказал эмир и первым побежал в проход. Моджахеды и сваны двинулись за ним…
Глава девятая
Хотя обстановка и позволяла говорить быстрым шепотом, старший лейтенант Самоцветов отдавал приказы привычно жестами. Так и быстрее, и конкретнее, и лаконично. И бойцы Бориса Анатольевича прекрасно понимали. Так, группа, разделившись по жестам командира взвода на три части, по шесть человек в каждой, двинулась каждая своим путем – два фланга в боковой обхват, центральная группа во главе с самим Борисом Анатольевичем – вдогонку за бандитами. Младший сержант Коноваленко попал в группу старшего лейтенанта. И сразу поднял винтовку.
– Двое из охраны пленников отстали, прикрывают тылы и нам мешают. Могу их навсегда здесь задержать.
– Работай. Старайся так, чтобы не навылет, а то еще и пленников заденешь.
Тут же, один за другим, раздались два слабых щелчка, будто кто-то пальцами щелкнул.
– К пленникам уже можно подойти сзади, – сообщил снайпер. – Но с каждой стороны еще по два охранника. Снимать?
– Работай.
Короткая фраза вроде бы даже вполне мирная, словно бы ответ на вопрос фотографа, несла людям девятимиллиметровую смерть. Но они сами выбрали себе такой конец. Не старший лейтенант Самоцветов приглашал их на российскую территорию, не он предлагал им купить у него рабов. Пришли, купили, теперь пусть заплатят. Уже совсем другую цену. Бандиту место в гробу, и это они и им подобные должны уяснить. И жалости здесь никакой не должно быть. Жалость можно испытывать только к людям, которых в рабство угоняют.
После следующих четырех выстрелов группа Самоцветова вышла на поляну и бегом преодолела ее. У костра уже никого не оставалось, и затушить его никто не постарался. Спецназовцам можно было бы погреться, если бы время позволяло. Но останавливаться нельзя. Снайпер уже «снял» шестерых охранников при пленниках. Значит, впереди осталось еще шесть бандитов. Но бандиты все вооружены. Если начнется перестрелка, случайная пуля может угодить в кого-то из не защищенных бронежилетами пленников. Значит, пришло время возвращать их к костру. Им тоже следует погреться, потому что одеты они значительно хуже солдат. Старший лейтенант поспешил вперед…
Пленники уже поняли – что-то происходит. Они шевелились, оглядывались, но пока не останавливались. Должно быть, видели, как
До грузинских пограничников и их пленников было далеко, и потому старший лейтенант позволил себе общаться громким шепотом:
– Быстро все назад. К костру. Мы сейчас вернемся.
– Там погранцы грузинские, – кивнув вперед, предупредил один из пленников, по виду не бомж, но здесь и таких было несколько человек.
– Знаю. Быстро идите, чтобы шальная пуля не прилетела. Быстро…
Повторять не пришлось. Получить пулю никому из пленников не хотелось. Группа быстро двинулась в сторону костра и даже оружие своих охранников забрала. И все же легкий шепот удаляющейся группы был отчетливо различим в ночной тишине. Самоцветов улавливал отдельные слова: «Свои», «Наши». Это были не фразы, а только восклицания, выдающие эмоциональное состояние пленников. Они помощи уже не ждали. Они понимали, что находятся уже за границей. А и тут их нашли. Как же не проявить эмоции…
Самоцветов не намеревался провожать пленников. Его еще впереди ждали дела. И одновременно с тем, как группа отправилась в погоню за грузинскими пограничниками, предстояло решить сложный вопрос. Как с этими пограничниками поступить? Они, с какого конца ни посмотри, представляют здесь законную грузинскую власть, силовую структуру. И нападение на них чревато последствиями в международных отношениях. Здесь требовалось проявить гибкость. Но никакая гибкость не могла бы заставить старшего лейтенанта оставить пленных солдат в руках пограничников. И не только солдат, но и одного гражданского, которого пограничники с солдатами забрали. Однако Самоцветов пока запретил солдатам стрелять в пограничников. Просто «уронить» их, как это называлось в обиходе спецназа, было бы лучше. А как действовать дальше, зависит от того, как себя поведут погранцы.
Борис Анатольевич зашел за спину группе пограничников и пленных. Те не оборачивались, хотя шаги, похоже, слышали, но, видимо, подумали, что их нагнали сваны. Две группы взвода спецназа зашли далеко вперед и вот-вот должны были начать действовать. Но действовать начали одновременно и спецназовцы военной разведки, и спецназовцы внутренних войск.
Две группы, совершающие охват, свое дело знали. Спецназ ГРУ выбрал для начала действия самое темное место тропы, где близко сходились деревья, образуя своего рода крышу над головой, и сквозь эту крышу свет с темного неба не пробивался. Атаку солдаты начали с маленькой хитрости, протянув поперек тропы веревку. Идущие впереди офицеры должны были зацепиться за нее в темноте. Но зацепился только один. Веревку дернули, и офицер упал лицом в землю, не успев даже подставить руки, потому что карабин нес под мышкой, а руки засунул в карманы, чтобы не мерзли. Загремело упавшее оружие, а офицер-пограничник разбил себе при падении лицо. Второй офицер замер было с поднятой ногой, но за его спиной стоял солдат в черном берете. Он сразу двумя руками сильно толкнул его в спину, и второй офицер, наступив на первого, споткнулся и тоже упал. Два солдата в «краповых» беретах» видимо заранее сговорившись со своим товарищем, поддержали его более эффектным действием. Они одновременно выполнили «вертушку», один вправо, второй влево, и с разворота обрушили свои тяжелые башмаки на головы идущих по бокам конвоиров. Все четверо пограничников оказались в лежачем положении. «Краповые» тут же подобрали автоматические карабины грузинских погранцов, обернулись и увидели, что на упавших офицеров уже навалились солдаты спецназа ГРУ.