Краса непутёвая
Шрифт:
– Ничего у нас с ним не было,– смущённо пояснила Ирина. – Но может быть, и будет… Мне он очень нравится, поймите. Он…
– Ладно, Гриша, не смущай девчонку,– Екатерина Михайловна решительно настроилась уходить с кладбища.– Тут ты ей не указ. Я, всё же, очень хочу, чтобы ты, Ирочка, к нам перебралась.
– Не могу я,– призналась Татану.– Мне очень трудно. Да и вам тоже. Я же вижу, что вы всё думаете об Алине…
– Ну, дак, и что? На то человеку и голова дана, чтобы думать,– пожал плечами Григорий Кузьмич.– Все думают, как могут.
– Не обижайтесь, – Ирина не хотела задеть их ненароком неосторожным
– Мудро ты заметила,– кивнул головой Залихватов.– Но, возможно, ты права. Пойдёшь с нами в посёлок или тут, на природе, просидишь?
– Нет. Побуду здесь немного,– сказала Ирина. – Тут хорошо. Я чувствую, что вокруг меня много людей… живых людей.
– Не забывай нас, Ирочка,– с грустью улыбнулась Екатерина Михайловна.– Заходи в любое время суток. Ты наша.
Залихватовы не спеша ушли с кладбища, спускаясь вниз, в ложбину, по пригорку.
Ирина тяжело вздохнула, подпёла ладонью подбородок и заплакала.
Домик с покосившейся крышей, в котором сейчас жила Татану, успевшая приобрести прозвище «Пригожая», после смерти старушки так и остался в собственности Ирины. Всё справедливо. Ведь именно Ирина ухаживала за доброй пожилой и больной женщиной в последний год её жизни, она и похоронила её, когда пришло время. Не совсем, правда, она. Тут и руководство прииска подсуетилось. Даже обещали со временем мраморный памятник поставить. Надо подождать, пока земля осядет.
Посёлок Заметный – не велик и не мал. Таких в России, от Востока до Запада, особенно, на Севере, существует великое множество Пятьсот-шестьсот дворов – вот и весь расклад. Ирина шла, не спеша, домой и вспоминала, свои первые дни работы в механической мастерской.
Она рада была тому, что ей дали возможность работать. Не за большие деньги, но всё же. Инструментальщица на механической базе – это тоже не так уж и плохо.
А понедельник начался, как обычно. Она открыла свой небольшой склад в механической мастерской и почти сразу же стала выдавать работягам под расписку не только гаечные ключи, но заодно и спецодежду. Никто девчонку особо не обижал, хотя её, без преувеличения, сногсшибательная красота бросалась в глаза. Не просто бросалась, а доводила мужиков до отчаянных и тяжких глубоких вздохов. Красивая, что – правда, то – правда, но больно уж молодая.
Многих удерживало от проявления страстей и ухаживаний за Ириной то, что они пронимали: с малолеткой опасно связываться, подсудное дело, если что, да и негоже это. Так только, со стороны полюбоваться… подрастающим поколением. Такое не возбраняется. А подлости по отношению к детям Господь не простит. Это уж, само собой. Жизнью доказано.
Но нашёлся, всё-таки, ушлый и приезжий. Вот и сегодня он даже пытался прорваться туда к ней, к Татану, на склад. Но мужики его самым простым образом, оттащили. И технический руководитель драги «Ближняя» Илья Баринов отвёл в сторонку Гракова, взял его за грудь и сказал предупредительно:
– У меня к тебе, паренёк-недомерок, имеется пара вопросов. И я хочу тебе их задать.
– Задавай свои вопросы, – Граков вёл себя довольно смело.– Но лапы от меня убери, а то… не очень тебе хорошо здесь придётся.
Баринов разжал руку. Вопросительно посмотрел на рыжего, страшненько мужичка.
– Кто тебе давал права вести
– Я сам себе это право дал! Понял? А какая она… там посмотрим. А будешь хорохориться, то своё получишь.
– Ты знаешь, дружок-пирожок, мне угрожать не надо. Я прекрасно понимаю, что такие, как вот ты, как бы, менеджеры держаться к краевой конторе, благодаря мохнатой лапе какого-нибудь родственничка. Так вот, ты меня знаешь, я техрук с драги «Ближней» Илья Баринов. А теперь ты чётко и внятно, и не дыши на меня перегаром, расскажи, кто ты и что здесь делаешь.
– Слушай, если ты такой любопытный. Я – Герман Владимирович Граков. Здесь часто бываю в командировке, в качестве сопровождающего группы ремонтников золотодобывающего оборудования, то есть драг, гидравлик, заодно, и бульдозеров. Я здесь не один, имей в виду, со мной ещё пятеро крепких парней. А то ты не знаешь. Фирма наша называется «Ремонтник».
– Вот это уже другой разговор, Гера. Значит, слушай! Парней твоих мы паковать никуда не станем. Их просто не за что. Они не при делах. А вот тебя, при возможности, я лично зарою или, где-нибудь, в затоне утоплю. С большим удовольствием. Может так получиться, господин ремонтник, что тебя уже никто никогда не сможет отремонтировать.
– Пробуй, Ильюха. Но не получится этот дохлый номер, факт.
– Надо же! Обезьяна, а на человеческом языке разговаривает. Запомню, кнут! Я для тебя не Ильюха, а Илья Аркадьевич. Если с головы нашей малолетней красавицы упадёт хоть один волос, то, Гера, уверяю тебя, ты не умрёшь от простуды… Диагноз будет совсем другой.
– С головы у неё волос, может быть, и не упадёт. Но только вот с какого другого места… осыплется. Запросто. А голову Пригожей беречь будем. Красивая у неё голова, но не очень умная. Ты чего, не видишь, что эта девчушка создана для крутого секса. Скоро вы все это поймёте.
Технический руководитель не удержался и сделал крутой замах кулаком, чтобы пришибить этого наглого дохляка, но ему не дали этого сделать мужики. Они успешно растащили конфликтующих в разные стороны.
…Но разговоры – разговорами, а, всё-таки, этот Гера Граков умудрился сломить волю юной и наивной красавицы Ирины. Его наглость казалось ей каким-то ухарством, геройством, желанием любить и быть любимым. Недели не прошло, как Татану и Граков слишком часто стали появляться вместе на людях. Вот и сейчас они шли по посёлку в дом к Ирине. Гера держал в руке большую кожаную сумку, в которой лежали две бутылки хорошего вина, конфеты, колбаса.
Ушлый рыжий карлик именно сегодня ночью намеревался устроить пир на весь мир и сломить волю Пригожей. Но она, в принципе, уже была подсознательно готова к этому. Девушка первый раз в жизни полюбила. А может быть, это ей только казалось.
Они шли по посёлку открыто, не опасаясь ни чьих толков и разговоров, судов и пересудов. Татану смеялась, часто останавливалась, о чём-то расспрашивала его. Он деловито отвечал на вопросы, нахмурив свой узкий лоб. Он никак не выглядел на своих тридцать лет с хвостиком, а вот на сорок пять, пожалуй. Да и нельзя ведь, как считало большинство местных жителей, определить по внешнему виду обезьяны несведущему в вопросах зоологии гражданам, сколько примату годочков.