Краса непутёвая
Шрифт:
Он взял из рук Ирины чемодан. Сам пошёл вперёд, чтобы не дать возможность своей не такой уж и злобной псине отыграться на юной незнакомке. Залихватов крикнул молодой лайке, суке, точнее, громко и не возражающим тоном:
– Репка, марш в будку! Сиди там и не каркай!
Собака послушалась хозяина беспрекословно, мгновенно спряталось в своём привычном жилье. Залихватов пропустил Ирину вперёд, открыл перед ней дверь, потом и сам прошёл в горницу.
Там незнакомку встретила его, миловидная и приятная женщина, но уже не молодая, Екатерина Михайловна.
– Катя,–
Залихватов поставил чемоданчик Татану перед дверью. Снял с неё шубейку, устроил на вешалке. Шаль Ирина пристроила сама там же.
– Устраивайся, девушка, у стола, – сказала Екатерина Михайловна.– В ногах правды нет.
Ирина послушно села на самый краешек стула, понимая, что говорить, ей всё равно, придётся. Никуда от этого не деться. Тем более, судьба её сейчас целиком и полностью зависела от этих людей.
– И всё же,– сказала хозяйка дома, – не удержусь и один вопрос задам. Откуда такие вот красивые да пригожие девочки берутся?
Татану приподнялась со стула и сказала:
– Я из посёлка Потайпо Иркутской области. Я – Ирина Татану. Мамы и отца давно в живых нет. Дедушка, Архип Филиппович, умер совсем не давно… так вот…
Она не знала, что сказать дальше и вместо того, чтобы продолжать свой рассказ дальше, залилась слезами. Екатерина Михайловна тоже не удержалась и заплакала. Хозяйка дома встала с места и подошла к девушке, прижала её к своей груди. Залихватов только махнул рукой и даже не встал с табуретки, он тоже был в расстроенных чувствах.
Когда все уселись за столом, и Екатерина Михайловна стала разливать по чашкам горячий чай, Ирина стала рассказывать им всё о себе, начиная с самых детских лет. У хозяйки от услышанного упало на пол блюдце. Несколько раз рассыпались конфеты. Но, в конце концов, она села тоже окончательно села за стол и стала слушать, подперев голову рукой. Говорила только Ирина. Они пока не задавали ни каких вопросов.
А рассказать ей было что. Это постоянные непонятные выходки родителей, постоянные скандалы, пьянки. Ира помнила, как в их доме постоянно находились совсем ей не знакомые дядьки, когда её отец был на охоте. Потом она рассказала, как замерзла в снегу её мать, как сгорел, вместе с домом, её отец. После Татану поведала о самом последнем горе, постигшем её, о смерти деда.
Екатерина Михайловна временами платочком утирала слезу, а Залихватов тяжело вздыхал. Лицо его было мрачным.
– Моё ты горюшко,– вздохнула хозяйка дома,– сколько же выпало несчастий на твою долю! Бедная девочка!
– Будешь у нас жить… вместо дочери,– предложил Григорий Кузьмич.– Тебе будет тут хорошо. А если не понравиться, то жильё мы тебе подыщем.
– Какое жильё, Гриша? – Екатерина Михайловна находилась под тягостным впечатлением рассказов о своей юной жизни Татану. – Ира у нас будет жить до конца дней своих. Нам с тобой… она и нужна была всегда. Славная девочка. И комнату никакую в порядок приводить не надо. Она там и будет обитать, где раньше Алина жила.
– Алина ваша
– Она… Ты знаешь, Ирочка, мы уже третий год живём тоже… в большом горе,– с горечью в голосе произнесла Екатерина Михайловна.– Наша Алинушка лежит здесь, на сельском кладбище. Уже третий год, как её нет.
– Простите, я же не знала,– растрогалась и смутилась Ирина.– Боже мой, что же это делается? Почему так?
– Да вот так,– Залихватов развёл руками.– Училась в Лондоне. Думали, что забугорное образование что-то ей даст. А там её убили какие-то отморозки, и виноватых не оказалось. Концы в воду. Хорошо, что мы ещё тело сюда смогли доставить…
Теперь уже они, хозяева дома, рассказывали о том, как нелегко приходиться им сейчас. К месту пришлась известная поговорка, что «знал бы, где упасть, соломки бы подстелил». Конечно же, эта рана у отца и матери не заживёт никогда. Родителям смерть собственного ребёнка забыть невозможно, если они не растеряли, не пропили свои человеческие качества. Так устроен Мир. Хорошо или плохо, но вот именно так. Тут не только грешно, но даже и бесполезно ропать на Создателя.
Ничего такое возмущение не даст, лишь обнажит и без того не заживающие раны. Вот и жили теперь Залихватовы вдвоём. По инерции. Ожидали окончательной старости, а потом и – гробовой доски.
– А вот теперь снова мы втроём будем,– с грустью улыбнулась Екатерина Михайловна.– Ты же у нас останешься, Ира?
– Я ничего пока ещё не знаю,– мудро и уклончиво ответила Ирина. – Кто ведает, что будет завтра?
– Это верно,– согласился Залихватов. – Но помни одно, Ира. Ты всегда самый желанный человек в этом доме. В обиду мы тебя не дадим. С одной стороны, я хочу сказать, правильно сделал. Архип Филиппович, что сказал, что… где-то у тебя, на земле этой грешной, есть твой родной отец. Но вот нужно ли тебе его искать?
– Нет, – ответила Ирина. – Он не нужен мне. Ведь он даже не знает и не ведает о моём существовании.
– Скоро сказка сказывается, но не скоро дело делается,– сказала хозяйка дома.– Ты, Ирочка, устраивайся в комнате и Алинушки. Я понимаю, что тяжело там морально, но…
– Я постараюсь найти себе жильё,– заверила их Татану.– Я вас понимаю. Нелегко так. Непривычно и… страшно. Вы будете всегда видеть и знать, что вместо вашей… Алины, здесь живёт какая-то совсем чужая…
– Может быть, ты, Ирочка и права,– Григорий Кузьмич положил руку девушке на плечо.– Может быть… Наверное, должно пройти ещё какое-то время, чтобы мы привыкли ко всему этому.
– Да ведь, я понимаю, что Ирочке тоже в такой гнетущей обстановке будет нелегко,– Екатерина Михайловна убирала посуду со стола и носила её в мойку.– Ладно, поговорили. Растормошили друг другу души. Иди, отдыхай, Ирочка. На днях всё решиться… Мне рано завтра на работу. Я хоть и на пенсии, но вот почтальоном здесь тружусь, в посёлке Заметном.
– Мне тоже завтра с самого утра на драгу «Ближнюю», – сказал Залихватов.– Я там драгёром работаю. Так, что, Ирочка, помогу тебе и с устройством на работу, и с жильём.