Красавица и генералы
Шрифт:
– Я, что ль, потерял его артиллерию? - спросил Макарий.
– Нет, мы принесли искупительную жертву за себя и за наши общие согрешения, - съязвил Свентицкий. - Так, во всяком случае, говорит отец Киприан.
Было очевидно, что командира отряда уже допекло и он начинает терять веру. Только что он осмотрел брезентовый мешочек, приспособленный Макарием для бомб, но говорил о другом.
– Найдется кому нас судить, - сказал Макарий. - Я видел, как выносили раненых. Если там выносили раненых, то управление не было потеряно.
– Я
Похоже, он не хотел, чтобы у Макария появился третий орден; трех орденов не было ни у кого в отряде.
– Мы не видим всей картины, - снова возразил Макарий.
– Вы либо слепец, либо упрямец, - сказал Свентицкий. - С вами скучно. А ваше приспособление... что ж, одобряю.
– Благодарю, господин капитан, - ответил Макарий. - Наши умеют воевать не хуже германцев. Надо лишь воевать и больше ни о чем не думать. Можете не посылать на меня представление, я вполне удовлетворен службой.
– Вам легче, Игнатенков, - сказал Свентицкий. - А вы знаете, я не исключаю, что это мы с вами, умеющие воевать, довели Васильцова? Это самоубийство и месть Рихтеру. Слава богу, Рихтеру повезло, остался жив. Известно, Рихтер - язва, а Васильцов - молокосос. Но загонять его в гроб?!
Макарий пожал плечами, не ответил. Он знал, что к Васильцову относились насмешливо, что тот был в отряде мальчиком для битья.
– Нечего сказать? - спросил Свентицкий. - Зачем-то всем нам это понадобилось. И вот я думаю: зачем? Мы затравили Васильцова ради этого вашего умения воевать.
– Я думаю, он сам виноват, - сказал Макарий. - Никто не хотел ему зла. Он должен был стать настоящим офицером.
– Я не должен был сажать его с Рихтером, это моя ошибка, - признался Свентицкий. - Рихтер доводил его. И тут еще вы отбыли в отпуск!.. - Он посмотрел на Макария, явно ожидая поддержки. Тот кивнул. - Мы потеряли прекрасный "фарман"! - воскликнул Свентицкий. - Все-таки он сукин сын, этот Васильцов!.. Коль так у тебя вышло, вызови его на дуэль!.. Согласны? А военное имущество портить?! Нет, неспроста его невзлюбили. Из-за таких хлюпиков. . .
– Именно хлюпиков! - решительно произнес Макарий, искренне желая помочь капитану закончить эту неприятную тему.
– Нет, подвел всех нас этот Васильцов, - сказал Свентицкий и вернулся к представлению. - Значит, вы не будете в претензии? Зачем вам лезть вперед других? У него было два креста.
– Пустое! - ответил Макарий. - Награды нужны живым. На том свете они вряд ли кому-то понадобятся. - Он хотел сказать: "Подождем!", но вместо этого подумал, что если бы дали орден Святого Георгия четвертой степени, то одновременно с этим произвели бы в подпоручики, и поэтому ему стало жалко из-за ревности командира упускать такую возможность. - А знаете, я не лезу вперед других, - сказал Макарий. - Не лезу!
Он своим тоном показывал Свентицкому, что не согласен с ним и только дисциплина удерживает его от взрыва.
– Умеющий воевать умеет и подчиняться командиру, - заметил Свентицкий. - Это бывает труднее, чем вспышка отваги.
– Представил к ордену командующий дивизией? - переспросил Рихтер. - А наш зажал? Феноменально!
Он вернулся весь изломанный, плечи перекошены, правая нога кривая и плохо сгибается.
– Честь офицера, - сказал он утешающе. - Стерпим, да? Стиснем зубы, не подадим виду?
– Я рад вас видеть, - признался Макарий - Я вам подарю валенки. На морозе сильно мерзнут ноженьки!
– А чего у вас физии какие-то коричневые? - спросил Рихтер, оглядывая авиаторов. - Как будто не умываетесь!
– Подморожены, - ответил летнаб Болташев с веселым смехом.
Появление Рихтера было равносильно воскрешению из мертвых, и все были взбудоражены. Разбившийся поручик, едва хрипевший в обломках "фармана", как ни в чем не бывало ходил по канцелярии.
– Господь милосерд! - объявил отец Киприан. - Он дает нам возможность спасти свои души.
В этих словах можно было усмотреть намек на гибель Васильцова.
Рихтер повернулся к священнику, прижал обе ладони к груди и сказал:
– Я помнил о вас, досточтимый отец!.. Души убиенных... и даны были каждому из них одежды белые и сказано им, чтобы они успокоились еще на малое время, пока и сотрудники их, и братья их, которые будут убиты, как и они, дополнят число.
– Не пойму, Рихтер, зачем вы ерничаете? - мягко спросил отец Киприан. Теперь вы избрали меня?
– О нет, я вспомнил листовку протоиерея отца Худоносова, - ответил Рихтер. - В штабе корпуса не знали, куда их девать, всучили мне. Я просто цитирую, святой отец.
Припадая на правую ногу, он боком шагнул к скамейке, где горкой лежала, накрыв чемодан, необмятая шинель, достал хрустящие листки бумаги и бросил их на стол.
Макарий и поручик Антонов потянулись к бумагам. Сверху розоватого листка было напечатано: "На смертный бой. (Из впечатлений на передовой линии. )"
– Прошу вас, господа, - попросил отец Киприан, протягивая жилистую руку.
– ... которые будут убиты, как и они... - сказал Рихтер. - Бр-р-р!
Священник стал читать, трогая левой рукой бороду.
– Я бы оставил Богу богово, - заметил штабс-капитан Антонов, неодобрительно глядя на Рихтера. - Не может быть, чтобы ваше спасение вы не считали чудом.
Антонов не отличался религиозностью, и, скорее всего, в его словах тоже таился намек на гибель Васильцова.
– Это чудо из чудес, - усмехнулся Рихтер. - Как говорит протоиерей Худоносов, подвигом добрым я подвизался... - В его интонации слышался вызов.
Антонов, должно быть, уже забыл либо не хотел вспоминать, что и он не жаловал покойника Васильцова.