Красив. Богат. Женат
Шрифт:
Я хочу, чтобы он поцеловал меня. Эта область наших взаимоотношений мне уже более или менее знакома, и я знаю, чего ждать от его языка и губ.
Его тело я пока не знаю совершенно.
Задрав голову, смотрю на жесткие губы, тянусь к ним и сама целую. Он прихватывает мою верхнюю, затем нижнюю, мягко толкается языком в рот.
О, Господи… ощущения совсем иные – они ярче и острее, потому что тактильно я чувствую его целиком.
Часто вздымающаяся твердая грудь, его руки на моей обнаженной пояснице
Меня всю омывает жаром. В самом низу живота, там, сразу под резинкой моих трусов, ощутимо тяжелеет и начинает пульсировать.
Я знаю, что такое физическое желание, знаю его завязку, развитие и кульминацию, но, клянусь, такого, как сейчас, не испытывала никогда.
Прервав поцелуй, немного отвожу голову и ныряю лицом к основанию его шеи. Туда, где бешено бьется жилка и особенно много терпкого мужского запаха.
Припадаю ртом в горячей коже, лизнув языком, пробую ее на вкус.
Чувствую, как из недр его тела идет утробное рычание, и в следующую секунду оказываюсь лежащей на спине. Одеяло отлетает в сторону, но мне от этого становится только жарче.
Тянусь к Кравцову, хватаюсь руками за его плечи, зарываюсь пальцами в черные волосы, когда он жадно целует мою шею. Жмурюсь, кусая губы, когда его щетина царапает кожу, и вздрагиваю каждый раз, когда чувствую прикосновение влажного языка.
Мне до ломоты в бедрах хочется большего, я хочу, чтобы он клеймил каждый уголок моего тела, но Арсений Рустамович словно специально оттягивает этот момент.
Жарко целует губы, лицо, шею, будто ждет, что я остановлю его.
Не остановлю. Доказываю это, обхватив ногами его пояс.
– Малыш… - нависнув, смотрит затуманенным взором, - беги спать… это твой последний шанс.
– Не хочу никаких шансов… я хочу с… вами…
Пожалуйста, пусть он будет первым. Я смогу договориться с совестью – лишь бы это был он.
Он вперивается в меня взглядом, и мы зависаем на несколько мгновений. Я вижу в его глазах отчаянную решимость, пытаюсь зеркалить уверенность, ни на миг не переставая гладить гладкую кожу плеч. Смотрю открыто и честно.
Вижу, что верит. Прикрыв глаза, шумно выдыхает и рывком задирает мою футболку до шеи.
Между ног случается минивспышка, тело само прогибается в пояснице.
Рассыпавшиеся по обнаженной коже мурашки, плотным кольцом окружают ареолы и превращают соски в пучок оголенных нервов. А когда Кравцов касается их пальцами, а потом и вовсе – языком, вдоль позвоночника один за другим проходят высоковольтные разряды тока.
Прикусив сосок зубами, он… ой, мамочка… влажно облизывает его языком.
Потребность зажать собственную ладонь между бедер настолько велика, что меня едва не скручивает в узел.
– Арс… Арсений… Рус… та… мо… вич… - вылетает бессвязно, -
– Пздц, - ругается сквозь зубы, - что, правда, в первый раз?
– Да, - выдыхаю, когда он сжимает рукой мою грудь.
– Будет неприятно, Марин… Я не смогу сделать это безболезненно.
Глава 17.
Арсений.
Я разорву ее надвое.
Бл*дь.
Я помню, как Инга визжала от боли подо мной в свой первый раз. Я не хочу, чтобы Малышу было так же больно.
Но и целкой ее отсюда не выпущу.
– Я не боюсь, - мотает головой, - я с вами хочу…
Сучка. Что ты делаешь со мною, девочка?.. Сладкая, ох*ительная и такая смелая.
Скользнув ладонью по тонкой шейке, обхватываю маленький подбородок. Марина замирает и распахивает глаза, выворачивая мое нутро наизнанку.
Сделав выпад бедрами, представляю, что ебу ее. Яйца готовы взорваться, ствол высовывает башку из трусов.
В глазах мутная пелена, и я на миг чувствую себя сексуальным маньяком.
Марина выгибается, всхлипывает и будто сказать что-то хочет, но не получается. Из горла вырываются лишь рваные стоны.
И тогда я делаю это. Удерживая ее одной рукой, второй снимаю с нее белье. А затем стягиваю футболку через голову.
Маришка тут же закрывается руками.
– Так не пойдет, Марин, - проговариваю тихо.
Обхватив запястья, развожу руки в стороны и осматриваю ее с ног до головы.
Она совершенство. Ни одного изъяна.
Упругие холмики и ярко-розовыми сосками, узкая талия, мягкий плоский живот с аккуратным пупком и идеально гладкий лобок.
О, бл*дь…
Хочу потрогать его, но Маришка неожиданно стискивает колени.
– Марина…
Просовываю между ними ладонь, вклиниваю колено и развожу их в стороны. Малыш что-то лепечет, но слова ее идут фоном.
Открывшаяся картина вышибает из меня дух. Никогда не видел более совершенной вагины.
Мать твою… я же в клочья разорву ее.
Розовые пухлые губки и сочащиеся влагой лепестки между ними.
Расположив ладонь на лобке, подушечкой большого пальца провожу по расщелине. Мягко надавливая, топлю палец в соках.
Греховцева закрывает рот ладошкой, а стонов сдержать все равно не может. Вертится на месте как егоза, ерзает бедрами, но это неожиданно заводит еще сильнее.
Она не старается выглядеть эффектно, принять выгодную позу и издавать соблазняющие звуки. Она настоящая, естественная.
Молодая, горячая, влюбленная, но еще необъезженная.
И осознание того, что честь эта выпала именно мне, что мне, дурочка, доверилась, вышибает пробки.
Впиваюсь ртом в бесстыдно торчащий сосок, проникаю в Маришку средним пальцем.