Красная Борода
Шрифт:
— Бессмысленно избегать встречи. Разумнее поговорить откровенно и выяснить все до конца.
— Если ты имеешь в виду Тигусу, то я и слышать о ней не хочу.
— Но почему ты не желаешь встретиться с Macao?
— С чего ты взял?
— Так ведь она сама сказала, что битый час тебя дожидалась знала — ты здесь, но выйти к ней не пожелал. — Мори закашлялся. — Она очень волновалась, просила меня ее выслушать и передать тебе содержание нашего разговора Пришлось пригласить ее к себе.
— Не хочу слышать, о Тигусе ничего не хочу слышать, — затряс головой Нобору. — Меня тошнит от одного упоминания ее имени.
— Тем более следует
Нобору подозрительно взглянул на Мори.
— По ее словам, господин Амано предпринимает шаги, чтобы тебя перевели отсюда на должность врача при бакуфу.
Нобору сердито сжал губы.
Давнишний приятель его отца, Амано был почетным доктором и главным медиком при правительстве. Они дружили семьями, часто бывали в гостях друг у друга. У Амано был сын Юдзиро и две дочери. Но он был расположен к Нобору больше, чем к собственному сыну, покровительствовал ему и всякий раз при встрече говорил: «Ты станешь выдающимся человеком, тебя ожидает большое будущее. А вот на Юдзиро я поставил крест — он все рвется в артисты. Правда, в этом есть доля и моей вины — я его зачал в ту пору, когда чересчур увлекался сакэ».
Когда Нобору исполнилось девятнадцать, состоялась его помолвка с Тигусой, четырнадцатилетней дочерью Амано. Спустя четыре года Нобору отправился на стажировку в Нагасаки. Тигусе было уже семнадцать, она была хороша собой, говорила несколько жеманно, растягивая слова, и это вызывало двойственное впечатление — то ли несмышленая девчушка, то ли взрослая женщина.
— По словам Macao, Тигуса готова была выйти замуж до твоего отъезда в Нагасаки. Того же хотел и Амано, но ты по непонятной причине отказался, — сказал Мори с укором.
— Мог ли я так сразу согласиться? Ведь со времени помолвки прошло четыре года, да я еще на три года уезжал в Нагасаки.
— Не забывай, что тогда ей уже исполнилось восемнадцать, — перебил его Мори. — Именно поэтому она так спешила. У тебя на уме была только учеба, а для девушки, которой стукнуло восемнадцать...
— Перестань! — вскричал Нобору, тряся головой. — Слышать больше о ней не хочу. Ведь она вступила в незаконную связь с учеником отца и сбежала с ним из дома!
— Понимаю, — с ехидцей произнес Мори, — ты ревнуешь. Но послушай меня и не сердись. Если нет в тебе прежней любви к Тигусе, прости ее. Ведь родители из-за тебя порвали с Тигусой, а у нее должен родиться ребенок — она нуждается в помощи матери, да и господин Амано мечтает о внуке. Теперь все зависит от тебя. Не будь таким безжалостным, смени гнев на милость — и ты поможешь соединиться семье.
— Масао именно ради этого приходила ко мне?
— Не только. Она еще хотела посоветоваться, как тебя вызволить отсюда. Ведь это не Амано, а твой отец постарался определить тебя в больницу Коисикава. После того, что случилось с Тигусой, он боялся, как бы ты не натворил чего-нибудь непоправимого, и решил подержать здесь, пока ты не успокоишься. А господин Амано с самого начала был против. По его мнению, длительное пребывание в этой больнице повредит тебе, поэтому он по-прежнему хлопочет о твоем новом назначении и намерен поскорее вызволить тебя отсюда. Он даже готов встретиться с тобой, если ты не против, — сказал Мори и с веселой улыбкой добавил: — Кстати, учти: Macao умная, сообразительная и симпатичная девушка. Ей скоро семнадцать, и она проявляет необычайную заинтересованность в твоей судьбе.
В ту ночь Нобору не сомкнул глаз. И не потому, что был слишком возбужден — воспоминания о прошлом и какая-то тихая грусть гнали от него сон. Впервые за последние годы перед глазами всплыл далекий и такой милый образ девушки. Она виновато глядела на него, будто просила прощения. В ту пору ему казалось, что Тигуса еще сама не знает, чего она хочет, живет как дитя, не ведая тревог, и еще не созрела для замужества, представляя его делом далекого будущего. «Должно быть, я по привычке воспринимал ее именно так и проглядел, что она уже не ребенок, а взрослая женщина. Обрати я в свое время на это внимание, конечно, женился бы на ней до отъезда в Нагасаки, и наша жизнь потекла бы совсем по-иному, — бормотал он, ворочаясь под одеялом.
А он по-прежнему видел в ней беззаботную девчушку, в которой еще не пробудилась любовь, потому-то столь болезненной оказалась душевная рана, нанесенная ее предательством — оно было как гром среди ясного неба.
«Эгоист! Я всецело был занят собой, думал, что отец отправил меня в захудалую больницу исключительно под давлением Амано. Он ведь всегда глядел на Амано с благоговением и мое будущее связывал с его покровительством. А я возненавидел всех и вся — и Тигусу, и отца вкупе с Амано, не говоря уж о больнице Коисикава», — укорял себя Нобору.
Он болезненно поморщился и сердито заворочался в постели.
«Своим непониманием я оскорбил Тигусу, нанес душевную рану отцу и Амано. О себе же оставался самого высокого мнения, только себя считал оскорбленным. Отвратительное тщеславие! А как я веду себя в больнице? Надутый, самодовольный болван. Какой стыд, какой стыд!»
Нобору зябко поежился и закрыл глаза.
На следующий день он встал с опозданием и едва успел проглотить остывший завтрак, как пришел посыльный из «Барсучьих нор» и сообщил, что состояние Сахати ухудшилось. Ниидэ приказал ему немедленно отправляться к больному и дал какие-то порошки, предупредив, что это лишь на случай, если боли усилятся.
— Если не понадобятся, вернешь мне в собственные руки. Порошки особые, обычным больным я их не прописываю. — сказал Ниидэ.
Нобору уже подходил к «Барсучьим норам», когда из переулка выскочила пожилая женщина и, завидев его, спросила, не он ли доктор из больницы Коисикава. Нобору кивнул, и тогда женщина стала умолять, чтобы он осмотрел девочку: она болеет уже полгода, а сейчас, похоже, умирает, здешний врач отказывается ее осматривать, потому что не уплачено за лекарства, а денег у нее ни гроша. К счастью, она увидала его халат и сразу поняла, что он из больницы.
«А Красная Борода не дурак, просто молодец старик, что заставил нас надевать эти халаты», — подумал Нобору.
— Видишь ли, мне надо срочно зайти к тяжелобольному. А ты беги в больницу — это ведь совсем рядом. Оттуда кого-нибудь пришлют. Иди — не теряй времени, — посоветовал Нобору.
Женщина поблагодарила и засеменила по склону.
У постели Сахати дежурил Дзибэй и хлопотали две женщины из соседнего дома. Та, что помоложе, кипятила воду на хибати, а пожилая чистила старую циновку, то и дело выжимая тряпку в ведро. Дзибэй сообщил, что у Сахати опять утром пошла горлом кровь и сейчас ему совсем худо. Кровь пролилась мимо таза, и пришлось приводить в порядок циновки.