Красная чума
Шрифт:
Так что политика Российских царей, еще со времен Петра I, выглядит достаточно странной. Для русского человека изобретаются все новые законы по подавлению его прав и свобод. Со всех же стран и весей, со всех буквально щелей – откуда только вытащить еще можно, тянут к нему на шею и рассаживают, производя в помещики и военные, купцы и фабриканты, всевозможную инородчину: греков и армян, поляков и немцев. Идет кропотливый сбор кровопийц со всех подворотен: из Европы ли из Азии – лишь бы побольше и усадить их, по возможности, поплотней.
Так что еще за долго до революции, благодаря столь титаническим именно в этой области трудам Петра I, Екатерины II,
«Произведите меня в немцы, государь…» [44] (с. 66).
И это отнюдь не шутка. Ведь даже брат царя, не являясь, что и понятно, иностранцем, а, главное – иноверцем, оказался полностью бессилен перед засевшими в правительстве врагами русского народа.
То же творилось: и в Польше, и в Финляндии, и в Малороссии, и в Новороссии – все отвоеванные русской кровью земли были отданы инородцам и иноверцам. После чего, что и естественно, эти завоеванные земли теперь не своих завоевателей питали, но, наоборот, «захватчики» оказывались в роли бесправного подъяремного инородцам и иноверцам местного народонаселения.
И стоит лишь мельком взглянуть на отношение наших законов к иноверцам, извечным врагам русского человека, чтобы все эти скрытые механизмы случившегося нас ими закабаления стали более ясны. Пункт за № 66 гласит:
«Все не принадлежащие к господствующей Церкви подданные Российского Государства, природные(а) и в подданство принятые(б), также иностранцы, состоящие в Российской службе, или временно в России пребывающие(в), пользуется каждый повсеместно свободным отправлением их веры и богослужения по обрядам оной» [50] (с. 355).
Мало того. Пункт № 67 гласит:
«Свобода веры присвояется не токмо Христианам иностранных исповеданий, но и Евреям, Магометанам и язычникам(а): да все народы, в России пребывающие, славят Бога всемогущаго разными по закону и вероисповеданию праотцев своих, благословляя царствование Российских Монархов, и моля Творца вселенной об умножении благоденствия и укреплении силы Империи(б)[Свод законов Российской Империи. Том первый. Часть I. Свод Основных Государственных Законов. С.-Петербург. 1906]» (там же).
Вот где кроется основная стратегическая ошибка Николая II и его предшественников. А всему виной слишком долгое и настойчивое внедрение в сознание наших монархов ошибочного убеждения, что все эти разношерстные религии якобы ведут камлания своих адептов не к обезьяне Бога, а к Самому Творцу. И лишь теперь, после Андрюши Ющинского и Екатеринбурга, после обнаружения обезображенных трупов в подвалах Киевского ЧК и миллионных жертв Беломорканала, Дмитлага, после Освенцима и Дахау – только уже после всего этого, произошедшего с нами, проясняется полная картина ложности привитых нам некогда при Петре понятий.
Но и революция, что и понятно, вовсе не являлась панацеей от всех бед, но лишь усугубила их. И многомиллионные жертвы пошедших у правящего режима на поводу людей – это уж куда как более важный аргумент при определении настоящих врагов русского человека. И пусть этих жизней уже не вернуть, но все равно: спасибо им за науку. Ведь лишь теперь, оказавшись на помойке отходов западных производств с вывернутыми напрочь карманами и изувеченными отравленными суррогатом иллюзорных воззрений внутренностями, мы имеем уникальнейшую возможность хоть попытаться понять: что же с нами вообще-то произошло.
Отталкиваясь от результатов вышерассмотренной науки, попробуем теперь определить движущую силу этой революции: национальный состав и вероисповедание ее вершителей.
Вот как были встречаемы местным русским населением отправляемые в глубь России плененные шведы при Петре I:
«…обыкновенно невежественный класс русских смотрит на иностранца – существо, которое в глазах их есть нечто между человеком и животным. С ним вместе никогда не ели, не пили; для него была даже собственная посуда, оскверненная устами басурманскими» [41] (с. 382).
Так что истинно русский человек сильно брезговал инородцем. Совсем не то отмечается в иждивенческом классе, обасурманенном петровскими нововведениями – модой на басурманство. К началу XX столетия вот какими эпитетами Николай Японский наградил это плавающее в верхах дореволюционной России общество:
«"Мерзкая, проклятая, оскотинившаяся, озверевшая интеллигенция в ад тянет и простой народ. Верхний класс коллекция обезьян-подражателей то Франции, то Англии, то Германии… Высший и интеллигентный классы поголовно растлены безверием и крамолой…"
С презрением глядя на сельского малообразованного батюшку интеллигент тщится говорить с Богом напрямик. Минуя Таинства. Сначала ему не нужен станет храм, потом – личностный Бог. Преобладать начинает не разумная сила безсмертной души, а физический мозг, который неизбежно поврежден первородным грехом. Но что оказывается тогда внутри этой саранчи?
Первое – дозируемая, отдающая давно сгнившим плодом, "мудрость". Минуя сердце, она наполняет черепную коробку. Антропологический "центр тяжести" смещается – и все переворачивается с ног на голову. Интеллигент становится чрезвычайно внушаемым (на языке разработчиков пси-оружия он относится к категории сверхвысокочувствительных).