Красная чума
Шрифт:
А потому становится вовсе и не удивительным, что атеистически настроенные евреи, проживающие в России, свою культуру относят ко временам всех этих декольтированных балов, на которых сами-то они, к их вящему сожалению, своего присутствия запечатлеть тогда еще и не могли. Но уж больно хотели, а потому и помогли своим на тот день господам освободиться от тяготившего их изнеженные ранимые натуры нелегкого бремени сваленного на них Петром несметного богатства, которое они уже и прокучивать-то к тому времени просто замучились…
Потому хананеи, являясь истинными последователями медицинской науки Асклепия, исключительно из своих человеколюбивых побуждений, решили не допустить смерть этих не в меру прожорливых гупи от переедания, а даже пустить им кровь – исключительнейше для их же пользы.
Таким образом, извечно
И этот самый «Пролеткульт», который никак не мог бы миновать Сергей Есенин, был просто переполнен людьми именно этой самой столь теперь кажущейся странной национальности – жидо-аристократической, которой и в природе, казалось бы, и места быть не должно.
Но она была. И составляющие ее костяк почитатели ее культа, совершенно без какой-либо натяжки считающие себя истинными наследниками культуры Пушкина, Толстого и Тургенева – русские хананеи, достаточно недвусмысленно относили себя к наследникам великой русской так называемой классической литературы. И такое отношение хананеев из «Пролеткульта» особенно четко прослеживается из разговора Надежды Вольпин с приятелем Есенина поэтом имажинистом, Мариенгофом, где Вольпин сообщает о давности происхождения культуры Сергея Есенина, лежащей в основе его менталитета, так:
«…он старше нас на много веков!
– Как это?
– Нашей с вами почве – культурной почве – от силы полтораста лет, наши корни – в девятнадцатом веке. А его вскормила Русь, и древняя, и новая. Мы с вами – россияне, он русский.
(Боюсь после этой тирады я нажила себе в Мариенгофе злого врага)» [ «Звезда Востока» № 3, 4. Ташкент, 1987. С. 158].
И россиянами они являются не потому, что хананеи, но потому, что представляют из себя передовых работников новой культуры – Пролеткульта. И с правящим в XIX в. классом они имеют общее вероисповедание: безбожие. Но именно на нем и основана эта самая столь странно сходная их с аристократами XIX в. ментальность!
А ведь об этих любителях паюсной икры Сергей Есенин высказался достаточно определенно:
Веками шли пиры за пиромИ продал власть аристократПромышленникам и банкирам.Народ стонал, и в эту жутьСтрана ждала кого-нибудь…И он пришел… [29] (с. 304).Но не один аристократ оказался повинен в подпиливании сука, на котором сидел. И не только хананеи столь настойчиво пытались выбраться из своего рабского положения, в которое их определило проклятье, наложенное на потомков Хама патриархом Ноем. Появились и иные персонажи, очень активно участвующие в захвате власти в России в 17-м году масонами. Сейчас достаточно отчетливо выясняется, что революционеры были напрямую связаны и с блатным миром, тысячелетиями расшатывающим нашу экономику. Причем, вовсе не спонтанно, но явно по заданию заказчиков, столько лет остававшихся в тени. Тому подтверждением и является использование захватившими власть комиссарами древних подземелий Северной Одессы в военных целях – ведь только контрабандисты знали эти подземные коммуникации в совершенстве. Писавший о Есенине Е. Блажевский очень точно эту догадку подтверждает:
«…Сергей Александрович был истинным сыном своего жестокого века: времени первых аэропланов, первых скоростных автомобилей, первой мировой войны, первой русской революции и октябрьского переворота, когда банда окрестных уголовников оказалась во главе державы» [ «Литературная газета». Век Сергея Есенина. № 39, 27. 10. 1995].
Здесь говорится об уголовниках именно из того самого мрачного подземелья, которое и упрятывало, вплоть до «октября», всю эту страшную подземную реку в катакомбы Северной Одессы, которая аристократическому обществу, времен Тургенева, была
Потому и пропадала столь воспетая великим поэтом его родная сторонушка в извечной своей нужде никакого выхода уже и не видевшая.
И говоря о вопиющей нищете своего родного края, Есенин вовсе ничего не преувеличивал. Ведь у него у самого от пожара сгорел дом. А сгорел-то именно из-за того, что семисантиметрового двойного слоя теса, которым русский человек испокон веков привык крыть крышу, в приокских северских деревнях покупать было не на что. Ведь когда к стране стали прибавляться земли с более благодатным климатом, а нам на шею посажен столь обожающий пиры целый паразитический класс, Волго-окский край стал систематически расхищаться приставленными еще Петром пауками и пиявками, постоянно требующими все новых рек шампанского и все новых берегов из паюсной икры. Не на что стало купить русскому крестьянину тес на крышу, а потому и приходилось закрывать ее столь пожароопасной соломой…
И разницы между старыми и новыми паразитами Есенин не видит, чем закрепляет себе от этих пауков приговор, после смерти вождя подытоживая самоубийственность вех указанного им направления:
И мы пошли под визг метели,Куда глаза его глядели:Пошли туда, где видел онОсвобожденье всех племен [29] (с. 304).И вот эти племена, уж слишком непонятно от чего освобожденные, как слишком отчетливо выяснилось после захвата ими власти, откачку крови стали осуществлять в еще более астрономических размерах, чем их предшественники. Что теперь, после чуть ли ни века правления хананейской диктатуры, обнаруживается в потере половины русского населения России. Мало того, в просто астрономическом увеличении численности проживающих на ее территории инородцев и иноверцев. Потому Есенин пишет о наследниках вождя:
Еще суровей и угрюмейОни творят его дела… [29] (с. 305)Так что удивляет теперь не то, что они поэта все же убили, но что терпели так для них опрометчиво долго. Ведь Есенин этих неких «они» к тому времени уже раскусил давно («Ленин» написан в январе 1924 года). А потому и вел с ними непримиримую войну. И вот он и оболган ими, и убит…
Очень интересен случай, когда поэт, увидев в рядах своих слушателей рука руку моющих представителей новой власти с откровенными уголовниками, пришедших поглазеть на ежедневно устраиваемую для них «спектаклю», не стал ломать шапки перед коррумпированно-криминальным сборищем представителей некоего «избранного народа» (на самом деле – проклятого – см: [119], [121], [123]):
«Вечером 11 января 1921 года на эстраде кафе поэтов "Домино", находившегося на Тверской улице, 18, выступали молодые поэты. В зале сидели барышни, фарцовщики, советские чиновники и откровенные уголовники!
Неожиданно объявили выступление Сергея Есенина. Публика словно проснулась – все повернулись к эстраде. В программе его не было. Он вышел в меховой куртке без головного убора. Всегда веселый и улыбающийся он был бледен:
– Вы думаете, что я буду читать вам стихи? Нет, я вышел чтоб послать вас всех к…! Спекулянты и шарлатаны!