Красная книга
Шрифт:
– Орлы! – потряс кулачком Ситыч нашей шеренге. – Мои бойцы за здоровый образ жизни!
– Радстратьсятащмастер! – Лихо проорал Миша в ответ и счастливый Ситыч пошёл досматривать сон.
Утром Вадик с Владиком бегали по вагону со слезами на глазах:
– Пацаны, вы настоящие… Настоящие…
Выговорить, кто мы “настоящие…” от избытка чувств у них так и не вышло. Миша поймал обоих, обнял за шеи по-отечески, так, что на дурных лбах вены повздувались.
– Ну, что, – сказал он, – теперь вы у нас “Кролики”. И вам круто повезло. Если б вас штырило так же, как соседей, стали бы “Блохами”.
С тех пор никто кроме
А потом я решил стать виноградарем-ударником, потому что, только перевыполнив план, можно было уехать на выходные домой, а Светка Дейчева, оказалась не против со мной погулять по Севастополю.
О чём говорят мужчины вы уже знаете.
А о чём думают 17-летние пацаны примерно с подъёма и до самого отбоя, и ещё некоторое время после него, в курсе? Да ещё и вдали (относительно) от дома. А если в километре от твоей холостяцкой вагонной полки трёхэтажный пансионат… А в нём в кроватках с полированными спинками спят девочки-электромонтажницы с ловкими пальчиками и насмешливыми улыбками?.. Там пахнет помадой, конфетами и тёплой кожей… И лаком для волос. Сильней всего лаком для волос. “Прелесть”.
Ну конечно об уборке винограда ударными темпами, о чём ещё?
Сколько раз мы мысленно благодарили архитектора пансионата, сделавшего такие удобные балконы, по которым без всяких навыков скалолазания можно было добраться и до третьего этажа.
Сколько раз мы бессовестно и эгоистично радовались слабому зрению нашего мастера, который, даже поймав с поличным, не мог потом никого из нас опознать. Все мы, ”Маугли”, были для него на одно лицо.
Мы обнесли все грядки, утрамбовали виноград в большие баки, типа мусорных. Кто-то хотел залезть сверху и изобразить Челентано из “Укрощения строптивой” и мы бы даже ему подпели:
“Фьёри э фантазия
Ла-лала-лала-ла”.
Но злой рок в облике совхозного надсмотрщика разогнал нашу творческую группу.
Да и толку? Камер у нас не было, интернета тоже. Так, воспоминания на всю жизнь, не больше. Фоток нет, пишу вам текстом. 1992 год. Да, тогда был совсем другой мир.
С набитыми виноградом животами вечером идём “домой” в вагон. Как первомайская демонстрация, только без лозунгов и знамён, чеканя бодрый шаг держим равнение на фасад пансионата. На трибунах своих балконов стоят девочки и машут нам руками. И на одном из балконов второго этажа прыгает мелкое улыбающееся счастье, Светка Дейчева. Она машет рукой мне, играет бровями, изображая головой болливудскую танцовщицу, и её большой палец как бы невзначай тыкает в развевающуюся за спиной занавеску. Я тоже машу ей и считаю:
Раз… Два… Три… Четыре… Пятый балкон слева, второй этаж.
Я подмигиваю ей, она мигает обоими глазами сразу. Я иду в вагон и никак не могу перестать улыбаться.
Ночь. Закончились уютные разговоры в вагоне без стука колёс. Закончился чай, вскипячённый прям в стакане двумя лезвиями “Нева”, погасли плафоны. Тишина у аскетов, шуршание у гедонистов. Две тени бегом пересекают плац, похоже и мне пора.
Я не с ними, я сам. Они, два друга, с первого дня занимаются ночным скалолазанием. Там, в кустах под пансионатом, они и познакомились. Сегодня ночью я выждал минут десять, им как раз хватило очистить фасад перед моим восхождением. Как тать ночной, по кустам и зелёным посадкам, избегая фонарей, бегу вперёд извилистым зигзагом. Без задержки взлетаю на второй этаж, чуть не рву натяную верёвку с трогательными розовыми шортиками.
Тишина, свистят цикады, тихо шевелятся мясистые листья магнолий. Ночь в крымском раю. Я тихонько, кончиками пальцев, тарабаню в стекло. Через минуту возникает умильная заспанная мордашка Светки. Она делает круглые глаза и отодвигает щеколду.
– Тсссс! – шипит она мне, показывая на вторую кровать, где, укутанное простынёй, вздымается тело её массивной соседки. Я впиваюсь в губы Светке, или она мне, или это произошло одновременно. Придерживая за талию, аккуратно опускаю её вниз. Она вцепляется мне в губу зубами, и держит так, и улыбается, и поэтому я очень осторожен. Мне губа ещё пригодится, я не так давно научился ей пользоваться. Скрипят пружины кровати под нашей тяжестью: маленькой девчонки и тощего подростка.
Заворочалась в темноте белая гора, бурчит:
– Совсем, Светка, охренела? Спать не даёшь.
Светка машет рукой и с улыбкой, чавкая, жуёт моё лицо, или я её… Чёрт там уже разберёт.
Горе на соседней койке беспокойно. Она грустно скрипит пружинами и вздыхает, и тихо бормочет что-то обиженно.
И только я решил опустить свой длинный нос ниже, в коридоре затопали ботинки. Кто-то затарабанил в дверь дальше по коридору.
– Девочки! Откройте немедленно! – Закричал грозно низкий женский голос. Захлопали двери по этажу. Всё ближе и ближе к нам.
– Светик… – Я корчу рожу, выражающую моё отчаяние и бегу на балкон. Там, внизу, как волк из игры “Ну, погоди!”, Ситыч мечется перед фасадом и пытается словить все падающие с балконов яйца в одну корзинку. Я соскальзываю вниз, чудом выворачиваюсь из его не очень цепких лап. Он что-то кричит вслед, но я лечу по дороге, сверкая пятками. Куда ему меня догнать?
Когда он дотрусил до вагона, полностью укомплектованная группа будущих мастеров по ремонту и регулировке теле- радио- аппаратуры лежала на своих полках и пускала счастливые пузыри. Ну ладно, трое притворялись… Дважды прошёл он по тёмному вагону, приглядываясь, прислушиваясь. Может, надеялся, что дыхание выдаст. Без толку.
Утром мы построились на плацу перед вагоном под наш отрядный марш “Стоп, коники! Стоп слоники! Итс май лайф”. Ситыч бегал вдоль строя, пытливо заглядывая в наши наглые глаза. Мы их старательно таращили, пряча смех под горлом.
Никак.
– Ну что, никто не признается? А, Маугли? – Спрашивал он с отчаянием в голосе.
Маугли, не понимая, пожимали плечами.
– А-ай! – Досадливо махнул на нас рукой мастер и с опущенной головой ушел прочь. Даже жаль его немного стало…
А с той ночи в пансионате мастера и комендантша устроили еженощные дежурства.
И тогда же нам объявили, что ударники уже не очень коммунистического труда будут отпущены домой на выходные. Мы со Светкой спросили друг друга:
– Смогём? – и, кивнув синхронно, пошли перевыполнять план.
Задача для управленца:
Есть большая группа работников, занимающихся физическим трудом, которым не платят деньги, которых поселили в списанных железнодорожных вагонах с выбитыми окнами без удобств, которых кормят перловкой с варёным салом. Мечта, а не работники. Холопы при крепостном строе обходились дороже. Единственный недостаток: нельзя пороть розгами на конюшне.