Красная королева
Шрифт:
Воспользовавшись моментом, я попросила у мужа разрешения съездить помолиться в монастырь. Благо, что мадам Менуаш несколько раз рассказывала мне о пригородных обителях, и я знала, в какую именно стоит отпрашиваться. Обитель «Всех Скорбящих» находилась в трех-четырех часах езды от столицы. Именно туда ездили молиться об исцелении дворяне и богатые купцы, именно туда заезжала Ателанита. Визит в такой монастырь не мог вызвать каких-либо подозрений. А там, в этой самой обители, я планировала «заболеть» на несколько дней, чтобы не наблюдать лично за агонией королевы.
В том, что
Я могла пустить все на самотек и просто ждать ее естественной кончины. К сожалению, не было никакой гарантии, что она сдохнет сама: физически она была достаточно еще бодрой женщиной. Если бы я усматривала в ее поведении хоть малейший шанс на мирное наше с ней существование, я не стала бы добиваться ее смерти. Просто, в отличие от многих, я четко понимала, что передо мной стоит выбор: если Ателанита выживет, она по-прежнему будет рваться к власти и рано или поздно сообразит, кто стоит у нее на пути.
Сама по себе власть не была мне интересна. Я охотно отказалась бы от всех возможных интриг, от большей части положенных мне по этикету фрейлин, драгоценностей и прислуги. Мне нужен был только мой сын, возможность видеться с ним, смотреть, как он растет, влиять на его воспитание. А главное — не дать безмозглым бабам угробить здоровье моего малыша.
Всю дорогу до обители я тряслась в неудобной карете, обложенная пледами, подушками и горячими кирпичами, завернутыми в несколько слоев ткани, и довольно мрачно размышляла о том, что вторая попытка убийства как бы предрекает мне то, что подобной мерзостью придется заниматься и дальше. В какой-то момент я почувствовала себя лисицей, чью лапу схватил капкан, жестко зафиксировав и не давая сбежать. Самое ужасное в этой ситуации, что капканом был мой сын: я не могла бросить воспитание ребенка на самотек. Я буду биться за него, даже если мне предстоит стать Джеком Потрошителем.
Сидя в карете, я перебирала разнообразные варианты побега. И каждый раз понимала, что это слишком рискованно для Александра…
В обители Всех Скорбящих я пробыла шесть дней. Стояла по две службы в день, в остальное время отсиживалась в келье. На седьмой день в монастырь прискакал гонец с новостью: королева-мать покинула этот мир.
Сама обитель представляла собой несколько соединённых каменных строений, вплотную примыкающих к церкви. Для высокородных и богатых в одном из таких строений содержали вполне себе пристойные комнаты-кельи: с каминами, кроватями и даже чистым постельным бельем. Настоятельница монастыря, мать Софрония, грузноватая высокая женщина, характером чем-то неуловимо напоминала Ателаниту. Впрочем, передо мной она стелилась, как и положено, но вот подручных своих держала в черном теле.
Тратить на вклад в монастырь деньги я не захотела — наличность мне понадобится и самой. Зато оставила матери-настоятельнице с десяток колец из тех, которые не собиралась носить сама. Судя по всему, дар был достаточно богатым. И мать Софрония расплылась в желтозубой улыбке, приговаривая:
— Благослови Господь вашу
При этой прощальной речи настоятельница так странно смотрела на меня, что я задумалась: о чем она говорит? О каких дамах, которых я вдруг захотела бы отправить в монастырь?
До того, как сесть в карету, я уточнила у мадам Менуаш:
— Жанна, я не слишком поняла, о чем говорила мать-настоятельница.
Жанна как-то смущенно улыбнулась, отвела в сторону глаза и медленно, аккуратно подбирая слова, ответила:
— Ваше величество, я боюсь ошибиться… Но тогда так много сплетничали!
— О чем вы, Жанна?! — Софи тоже с любопытством смотрела на мадам Менуаш, дожидаясь ответа.
И Жанна, вздохнув, наконец-то «раскололась»:
— В городе об этом много сплетничали… Даже я краем уха кое-что слышала. Говорят, когда умер отец нашего короля… — тут она набожно перекрестилась и заговорила чуть быстрее, желая покончить с неприятной беседой, — его любовница, маркиза Аттилия Рози уехала рожать в монастырь. По приказу королевы Ателаниты. Нет-нет, — на мой вопросительный взгляд она замотала головой, — Не в этот монастырь, а куда-то в Северные земли. Больше она ко дворцу не возвращалась, и про ребенка ее тоже ничего не известно.
На какой-то момент я даже представила себя на месте свекрови: муж умер. Есть сын, еще молодой и не доросший до престола. Есть любовница, которая ждет ребенка и, возможно, изрядно помотала королеве нервы. А еще будет ребенок-бастард… Бастард от покойного короля страны. Это возможные смуты в будущем.
Я мысленно представила себе эту ситуацию, непроизвольно передернула плечами от брезгливости и первый раз за все время нахождения в этом мире искренне обратилась в высшим силам: «Господи, не дай мне такого испытания…»
Дворец погрузился в глубокий траур. Черными полотнищами окутали бесчисленные зеркала, некоторые особо легкомысленные фрески и даже окна зала приемов.
К моему возвращению в королевской мастерской спешно дошивали траурное платье. Мэтр Хольтер лично проследил за изготовлением туалета и шепотом пояснил мне:
— Ваше королевское величество! Расшить смогли черным ониксом: в мастерской других каменьев не оказалось. Но ежели пожелаете, сегодня же мастерицы сядут и добавят черного жемчуга. Я получил сведения, что можно выкупить длинную нить.
— Не стоит беспокоиться, мэтр Хольтер. Я благодарна вам за вашу предусмотрительность. Пришлите счет моему секретарю.
Платье сидело на мне весьма плотно. У мэтра были только старые мерки, а я за последнее время слегка поправилась. Впрочем, благодаря шнуровке все это довольно легко регулировалось. Само платье не выглядело слишком уж строго потому, что мэтр использовал черный бархат, разбив его черными же атласными вставками. Небольшой вырез был по горло затянут траурным кружевом. Немного подумав, я вышла из-за ширмы, где на меня надевали платье, и спросила у портного: