Красная ниточка
Шрифт:
— Смотри левей, выше, па сухую лесину.
На зелёном откосе сопки, похожем на застывшую волну, Лиза разглядела сизый ствол пихты, сухое дерево наклонилось, как мачта гибнущего корабля, который вот-вот скроется в морской пучине. Недалеко от сухого дерева поднималась едва заметная струйка синеватого дыма.
— Надо идти! Кто-то костёр оставил. Видишь, какая сушь стоит? — сказал Алёша.
— Недолго пожару начаться, — ответила Лиза и пошла на другой берег.
Возле её ног бурунами вскипела вода. Подошвы сандалий заскользили по камням. Лиза испугалась, но упорно двигалась вперёд, делая маленькие шажки по неровному, убегающему из-под ног дну.
Они поднялись на тропинку над перекатом. Тропинка привела их на поляну. Посреди поляны дымились головешки. Па мху белела бумага, валялись консервные банки.
— Вот народ! Это вчерашние туристы, — сказал Алёша и побросал головешки в речку.
Урез стал принюхиваться к чему-то и повизгивать. Алёша повернул голову навстречу лёгкому ветерку и внизу на речке увидел лося. Лось медленно брёл по синей воде, гордо вскинув рогатую голову. За ним вошли в воду три коровы, позвякивая боталами. Наконец из прибрежной зелени показался Кавалер, напился и, лениво помахивая хвостом, тоже стал переходить воду. Лось повёл своё стадо в тенистую падь, где в жаркую пору дня нет страшных слепней.
Лиза захлопала в ладоши. Лось остановился, повёл головой. Подождал коров и зашагал дальше.
Лиза повернулась к Алёше:
— И наша Мирка, и ваша Пеструха, и Белянка тёти Малаши!
— Они-то что! Кавалер с ними! А мы с Курбатом его второй день ищем. Не хочет, лодырь, сено возить.
Лиза и Алёша пошли назад и ещё издали на противоположном берегу заметили Курбата, он стоял на валуне и кричал. Услужливое эхо разносило по речной долине его призыв. Но эхо здесь было какое-то шепелявое, оно проглатывало буквы, и два имен н соединило в одно.
Лиза передразнила:
— Курбанза! Сам ты Курбанза! — но обрадовалась, замахала рукой и закричала в ответ.
Когда они подошли к броду, Курбат стоял на песке, заложив руки за спину и выставив одну ногу вперёд. Он силился придать своему лицу самое наисерьёзнейшее выражение, но щёки его пылали, а глаза смеялись.
Всё утро он ловил обрывком старой сети кедровок. Долго птицы не заходили под сеть. Наконец ему повезло, и он накрыл сразу трёх. Двух он выпустил, а с третьей не мало повозился, пока намотал ей на ногу красную шелковинку. Эту ниточку он давно уже выпросил у бабушки Даримы и носил под подкладкой кепки.
— Мы что видели, Курбат! — крикнула Лиза.
Курбат усмехнулся и высоко поднял руку над головой.
— А вот это не видели! — В руке испуганно вертела остроклювой головкой кедровка.
— Мамочки! Моя Буська!
— Чья же! И меня сразу узнала.
Алёша с Лизой, взявшись за руки, перешли речку.
— Вот твоя ниточка! — Курбат перевернул кедровку вверх ногами. — Не содрала даже. Я всё лето её ловил. Только вот сейчас сцапал. Возьми, Лизавета!
Лиза схватила птичку. Прижала к груди. Кедровка клюнула её в подбородок. Лиза вскрикнула и выпустила её из рук. Птичка села на серый валун. Приподняла крылья и вдруг закричала победоносно, радостно, вспорхнула, села па ветку рябины и начала охорашиваться. Своим острым клювом она стала расправлять помятые перья. Увидела красное колечко на ноге и принялась срывать его. Эта кедровка, видно, была непоседливой, нетерпеливой птицей, не докончив начатое дело, она осуждающе покосилась на мальчиков и девочку, крикнула и полетела, то взлетая, то опускаясь к земле, похожая на очень большую
Она летела над речкой, а за ней тянулась яркая красная ниточка. Кедровка нырнула под арку радуги над синей водой и растаяла в золотом солнечном свете.
ЖУРАВЛИНАЯ ДОРОГА
НУ И ДЕНЕК!
Колина парта стоит возле самого окна. Зимние рамы уже выставлены, а стёкла протёрты так, что кажется, будто вместо стекла в оконных переплётах натянута тончайшая мыльная плёнка.
В окно видна серая тесовая крыша дровяного сарая с ярко-зелёными валиками мха, кусочек двора с цветущей яблоней-китайкой, а за ними — безбрежный, ослепительный простор Зеи. Кажется, будто река присыпана яблоневыми лепестками. Над Зеей в сиповатой дымке плывут и плывут птичьи стам. А где-то над школой, высоко-высоко, слышится журавлиное курлыканье. Над песчаной косой посередине реки кружатся гуси. Они то сбиваются в огромный трепещущий ком, то рассеиваются веером. Ниже, у самой воды, вперегонки мчатся утиные стан. Чирки проносятся скопом, как воробьи, кряквы летят чинно, вытянувшись в струнку, словно нанизанные на бечёвку.
— Курбатов! — слышит Коля откуда-то издалека свою фамилию. — Помоги Петрову!
Коля прижался грудью к парте, но голос учительницы звучит настойчивей, резче, и он медленно поднимается. Высокий, нескладный, он гремит крышкой парты, шмыгает носом и горестно вздыхает. При взгляде на доску у него страдальчески скривилось лицо.
— Что с тобой? — спросила учительница. — Заболел?
Коля схватился за живот и низко склонился к парте.
Класс весело загудел.
Учительница улыбнулась и махнула рукой. Коля с грохотом опустился на своё место, чувствуя на себе взгляд учительницы, схватил карандаш, подвинул тетрадь. На чистом листе вместо условий задачи, над которой маялся у доски Васятка Петров, нарисованы железная дорога и два паровоза. Они на всех парах мчатся друг другу навстречу. Коля перевернул страницу и, сочувственно поглядывая на Васятку, стал рисовать гуся-казарку.
Васятке совсем плохо. Весь класс следил за его муками. С передних парт раздавался шёпот. Учительница тихо постучала карандашом по столу:
— Не подсказывать!
Васятка положил мел. Смахнул с кончика носа капельку пота и обтёр руки о штаны.
Учительница покачала головой:
— Опять! Кто же так делает — руки об одежду?
Васятка, шмыгнув носом, пошёл от доски.
— Петров, ты куда? Ну-ка, вернись!
Васятка остановился.
— Ты ведь уже почти решил.
Васятка, волоча ноги по полу, боком подошёл к доске.
— Тебе осталось только узнать сумму.
Васятка взял мел с таким видом, будто это раскалённый уголь.
Коля нарисовал гуся-казарку. Он теперь крутил в руке карандаш и, глядя на учительницу, старался понять, почему только ей одной нет никакого дела до того, что на дворе весна, что цветёт яблоня, что над Зоей летят гуси. Она даже куталась в свой зимний пуховый платок, хотя весь её стол и она, маленькая, седенькая, похожая на скворчика, были залиты жаркими солнечными лучами…
Васятка стёр ладонью с доски.